Мерддин пристально смотрел на Артура. Тот продолжал:
— Христос проповедовал лишь среди иудеев. Я хорошо помню твою книгу. Христос говорил, что послан только народу Израиля[11]. Но ведь я не иудей. Зачем же мне принимать его учение? Он чужой для нас, он был чужим даже для своего народа. И о его учении, думаю, никто ничего не знает толком.
— Есть книги!
— И что? Можешь ли ты доказать, что в этих книгах написаны слова того, кого ты называешь Христом? В книгах написано много мудрых слов, но почему ты думаешь, что они принадлежат одному человеку? Ответь мне также, почему люди не вняли тем словам? Не можешь? Живое слово сильнее написанного, оно наполнено огнём, оно воспламеняет. Неужто Христос говорил неубедительно? Нет, Мерддин, я думаю, что никакого Христа просто не было в действительности.
— Он был. Он приходил, но народ не был готов.
— Ты всегда учил меня, что всё вокруг происходит по воле Творца. Неужели Бог ошибся и послал его не вовремя? Разве такое возможно?
Мерддин покачал головой:
— С тобой стало нелегко разговаривать. Ты всё оспариваешь.
— Я оспариваю лишь то, что вызывает сомнение.
— Раньше ты не противился моим советам.
— Раньше ты не советовал мне отказаться от богов, охранявших Британию со дня сотворения мира. — Артур помрачнел. — Раньше от меня не требовали со всех сторон, чтобы я стал верховным правителем. Раньше у меня не было жены. Я был сам по себе. Равный среди равных за Круглым Столом… Теперь всё начало стремительно меняться.
— Пришло время перемен.
Артур повернулся к Мерддину и долго смотрел седовласому старику в лицо.
— Послушай… — сказал он наконец, затем устало накрыл ладонью свои глаза и потёр их. — Хорошо, пусть на нашей земле будет водружён крест. Пусть! Но неужели ты думаешь, что крест что-то изменит?.. Ты помнишь, как на нас напал Гвинн Оленья Нога? Мы разбили его отряд, хотя он вдвое превосходил нас. Удирая, Гвинн со своими людьми спрятался в монастыре Рудверна. Но ни стены монастыря, ни его каменные кресты не спасли никого. Мы расправились со всеми.
— Вы также убили настоятеля и всю братию.
— Потому что они спрятали у себя Гвинна, так что не попрекай меня. Это послужит остальным хорошим уроком: никакая церковь не должна превращаться в крепость. Я не трону ни одного капища, не оскверню ни одного храма, не отзовусь с неуважением ни об одной священной роще, кому бы там ни поклонялись. Священное место должно всегда оставаться местом молитв. Когда же оно превращается в убежище для воинов, оно теряет свою святость… Я разрешаю тебе поставить крест на окраине города, но не в крепости. Здесь живут воины. Пусть твой крест возвышается там… — Артур порывисто вытянул руку, указывая на излучину реки, подступавшую почти к самым домам. — Там растёт священный дуб. Туда многие ходят молиться. Пусть неподалёку от дуба стоит и твой христианский крест. Пусть к нему привыкают, если ты считаешь это нужным. Только не принуждай никого поклоняться Христу. Не принуждай! Пусть люди выбирают сами…
* * *Ночь подкралась незаметно, как всегда навалившись уютной тишиной на соломенные крыши домов. Кое-где ещё слышались разговоры, но в основном всюду готовились ко сну. Дозорный на сторожевой башне мурлыкал себе под нос какую-то песенку. Несколько групп по два-три человека дежурили в рощах неподалёку от города и всегда были готовы в случае появления врагов домчаться до ближайших домов и предупредить об опасности.
Гвиневера в задумчивости сидела на краешке кровати. Только что она разговаривала с монахом Герайнтом, проделавшим вместе с ней долгий путь из владений Лодеграна в Дом Круглого Стола, и разговор этот привёл её в замешательство.
— Как ты чувствуешь себя, госпожа? — спросил монах. — Ты всё время печальна. Или я ошибаюсь?
— Я грущу по дому, святой отец. Сердце моё обливается кровью при одной лишь мысли, что я не произнесла прощальных слов на могиле отца.
— Только ли это тяготит тебя?
Гвиневера промолчала и опустила глаза. У монаха была почти облысевшая голова, худое лицо и длинный нос, слегка приплюснутый на конце и потому напоминавший утиный клюв, за что всюду Герайнта почти сразу начинали звать Утиным Носом. Гвиневера привыкла доверять ему, и теперь, в окружении язычников, у неё не оказалось человека духовно ближе, чем Утиный Нос. По крайней мере, она так думала.
— Отец Мерддин поведал мне одну тайну, — заговорил монах.
— Отец Мерддин? С каких пор ты называешь этого колдуна отцом? — девушка изумлённо вскинула брови.
— С тех пор, как мы приехали сюда. Ты зря боишься его. Разве ты забыла слова настоятеля монастыря Святой Крови Господней?