Мерддин угрюмо поглядел на собеседника из-под лохматых седых бровей.
— Надвигались праздники, — продолжал Хель, — и римляне не решились оставить казнённых гнить на крестах, опасаясь волнения иудеев. Поэтому всех прикончили ударом копья. Когда их, залитых кровью, снимали с крестов, никто не подозревал, что в теле Иешуа бар Гиоры уже жил Нарушитель. После мощного удара копьём под сердце невозможно было выжить. Да и измучен Потрошитель был смертельно уже до казни. Однако Амрит Нарушитель умет сохранять жизненную силу даже в самой немощной плоти. Ему нужна лишь лёгкая зацепка за тело, тончайшая нить, которую никто из обыкновенных людей не видит.
— Почему Нарушитель выбрал тело именно Иешуа бар Гиоры?
— Этого не узнает никто. Он никому не открывает своих замыслов.
— Что произошло дальше?
— Покойников отвезли подальше от Лысой Горы, разложили на земле и стали омывать. Когда дело дошло до Потрошителя, он открыл глаза, чем поверг в ужас всех стоявших вокруг. Если бы поблизости находились римские стражники, они бы наверняка пронзили его мечами, но римлян рядом не оказалось, они ничего не увидели. А иудеи просто потеряли дар речи. Иешуа, то есть теперь уже Нарушитель, протянул руку к склонившимся над ним и сказал: «Я вернулся. Помогите мне, иначе Бог нашлёт на вас кару». Его спрятали, залечили раны, но слушок всё-таки пополз по городу. «Иешуа не умер! Бог отказался принять его до тех пор, пока он не уничтожит достаточно римских оккупантов!..» Вот так пустили первые корни великого мифа. Неугомонный Потрошитель вскоре погиб в очередной схватке с легионерами, но об этом никто уже не говорил. Из уст в уста передавалась только история о его чудесном возвращении в жизнь после распятия.
— Но ведь был другой Иешуа. Я точно знаю, — сказал Мерддин.
— Да, был и другой… Иешуа по кличке Галилеянин. Нищий проповедник из кумранской общины, учивший тому, чего никто из иудеев не мог понять. Он был тщедушный, с едва слышным голосом, всегда полуголодный. Всюду, где он начинал проповедовать, в него швыряли камнями. Дважды его чуть не убили. Если бы не десяток последователей, закрывших его собой, Галилеянин погиб бы сразу. Его прогоняли из селений не только потому, что его слова во многом расходились с текстом Святого Писания, но и потому, что у него не было законного отца. Галилеянина обвиняли в том, что его родила блудница. Сколько раз слышал он эти горькие слова, но лишь слабо улыбался и отвечал: «Вы ничего не понимаете, люди. Позвольте мне открыть вам истину». В ответ в него летели камни. Его арестовали с несколькими другими бродягами, прятавшимися в саду во время очередной облавы на сикариев. Их всех отправили на крест. Это случилось через полгода после казни Потрошителя… Я помню, как мучительно умирал Галилеянин.
— Ты видел это собственными глазами? — недоверчиво спросил старик.
— Да… Ведь я живу так долго, что многие, кто знает обо мне, называют меня бессмертным.
— Это верно. О тебе именно так говорят… Но почему тебе было дано видеть Галилеянина? Ты ведь не веришь в него? За что ты был удостоен такого великого счастья?
— Не я один видел ту казнь, о Мерддин! На Лысой Горе находились простые иудеи, высокородные граждане, чужеземцы и римские легионеры. Но уверяю тебя, что никто из них не считал ту казнь чем-то особенным. Обычный знойный день, обычные приговорённые, обычная казнь. Для всех она была лишь одной из многих. Люди глазели просто ради развлечения. Нет, это не было большим событием. Лишь несколько человек пришли из-за распятого бродячего учителя, потому что считали себя его последователями… Разве ты не помнишь ничего?
— Я? — удивился друид. — Как я могу помнить это?
— Потому что ты тоже был на Лысой Горе. — Хель хитро улыбнулся.
— Я? — Мерддин оторопел.
— У тебя короткая память. Что ж, попытаюсь расшевелить её… Так вот, Иешуа по кличке Галилеянин оказался невероятно выносливым, несмотря на худобу. Казалось, что он должен был умереть сразу, умереть просто от боли, а то и просто от страха. Но нет, он долго оставался в сознании, то и дело открывал глаза и шептал что-то, обращаясь к солдатам. Они не понимали его, потому что римские легионеры никогда не учили арамейского языка. А евреи, стоявшие за оцеплением, плевали в его сторону и выкрикивали оскорбительные слова. «Сын шлюхи! Как смеешь ты проповедовать, когда у тебя нет отца!» — ругались они. Один из стражников страдал болями в животе и всё время бегал по нужде в деревянный нужник, специально поставленный для солдат на Лысой Горе. Этот легионер был сильно раздражён, от палящего солнца кружилась голова, шум толпы пробуждал злость, распятые стонали, и от их голосов у легионера звенело в ушах. Вернувшись в очередной раз из нужника, он остановился перед крестом, на котором висел Галилеянин, и зарычал на него: «Неужели ты не можешь заткнуться, вонючая скотина? Из твоего рта льётся дерьмо, сводящее меня с ума! Замолкни поскорее сам, пока я не помог тебе!». Но проповедник продолжал бормотать что-то. Тогда стражник выловил кусок губки, плававшей в лохани с уксусом, и насадил на наконечник копья. В походе и в военных лагерях не было возможности подмываться после туалета, поэтому солдатам предписывалось тщательно протирать промежность губкой, смоченной в уксусном растворе. И вот кусок такой губки легионер затолкал в рот Галилеянину. Он не церемонился, пихнул губку настолько грубо, что глубоко проткнул острием наконечника нёбо Галилеянину. Тот вскрикнул, тряхнул головой, пытаясь избавиться от жгучего кома, забившего рот, но не смог сделать этого. «Теперь ты не произнесёшь ни слова, тварь», — засмеялся солдат, весьма довольный собой. Галилеянин был настолько слаб, что не мог выплюнуть губку, быстро разбухшую от крови, и скоро подавился ею. Он ушёл из жизни бесповоротно, как и все остальные распятые рядом с ним. В течение нескольких дней они висели на крестах, птицы клевали их, солнце иссушивало.