— Сегодня в город можно только пешком! — сочным басом сообщил он.
— Пешком?! — оторопел граф. — Да ведомо ли тебе, кто перед тобой?
Стражник виновато пожал плечами. Сзади к нему подошло ещё несколько дозорных.
— Пусть ваша милость не изволит гневаться, потому как сегодня у нас благородные господа наравне с простым народом! — задорно выкрикнул кто-то их стражников.
— Его светлость граф Робер де Парси не должен идти пешком, — подал голос один из баронов, выезжая вперёд.
Стражники с пониманием кивнули, но развели руками. Они даже не посмотрели на красочные знамёна с родовыми гербами, плескавшимися над головами знатных особ.
— Да будет известно вашей светлости, что сегодня в Сен-Пуане проходит маскарад! — торжественно доложил кто-то из стражников. Всем заправляет аббат Монтьё!
— Аббат Монтьё? — удивился стоявший рядом с графом епископ. — Никогда не слышал о нём.
— Ха-ха-ха! — добродушно рассмеялись стражники.
Из-за городских стен доносились звуки флейт, стук барабанов и бубнов, звон колокольчиков, шум трещоток. Мимо всадников, бесцеремонно расталкивая их коней, пробежали, приплясывая и звеня бубенцами, люди в масках — женщины и мужчины.
— Кто такой аббат Монтьё? — спросил граф, заметно раздражаясь столь негостеприимным приёмом.
— Самый известный здешний шут, возглавляющий Весёлую Шайку, — ответил ближайший стражник.
— Что за Весёлая Шайка такая?
— Да вы ничего не знаете, судари! Видать, вы никогда не бывали в наших краях. Согласно закону Сен-Пуана, раз в году город переходит во власть шутов. Шуты становятся главными у нас. Они могут судить даже вас, мессиры, если узнают, что за вами водится какой-нибудь грешок. А за кем из господ нет грехов? Так что можете войти в ворота, если не боитесь быть приговорёнными к повешению или четвертованию.
— Что за чушь! — возмутился де Парси.
— Можете нацепить маску, чтобы никто не узнал вас, господа, — предложил стражник.
— Возвращаемся в лагерь! — прорычал граф. — Никто ещё не позволял себе ничего подобного!
Он злобно пришпорил коня и помчался к белеющим палаткам своего обоза. Свита, гремя копытами, поскакала за ним.
Только Ван Хель спрыгнул со своего коня.
— Кто может присмотреть за ним, приятель? — спросил он у стражника, поглаживая коня по шее.
— Если вернётесь до захода солнца, то я пригляжу за вашим красавцем. Позже нас сменят.
— Я успею, — заверил Ван Хель. — За усердие получишь звонкую монету.
Он спокойно перешёл мост и вошёл в ворота, тут же погрузившись в карнавальный шум.
— Значит, у вас тут маскарад? — заговорил он с хозяином хлебной лавки.
— Да, аббат Монтьё готовится к судилищу. Вот уж позабавимся. Наступает самое интересное время. Поглядим, какое из шутовских объединений победит на состязаниях.
— У вас что, шуты имеют свои объединения? — удивился Ван Хель.
— Да, братства шутов.
— Никогда не слышал про такие, — признался Ван Хель.
— В нашем городе, — принялся растолковывать лавочник, — шуты объединяются в корпорации, как и ремесленники. Ты же знаешь, что всякая деятельность должна быть упорядочена.
— Не понимаю, зачем им объединяться в какие-то группы.
— Потому что высказывание собственного мнения может происходить только в рамках профессиональных союзов. Таковы строгие правила нашего города.
— А если я пожелаю выразить собственное недовольство чем-то, неужто мне посмеют заткнуть рот? — не поверил Хель.
— Видать, ты приехал издалека, коли задаёшь такие вопросы, сударь… Что ж, отвечу тебе, раз ты хочешь знать. Да, ты можешь сказать всё, что ты думаешь, но не на общественных собраниях. В собрании и на площади право голоса принадлежит только представителю профессионального объединения, будь то сапожник, ткач, цирюльник — любой. Шуты, если им угодно смеяться и показывать фокусы в одиночку, имеют на это право. Однако ни один из них не посмеет высмеять никого из наших градоначальников и тем более потребовать от них держать ответ перед простыми людьми. Но в маскарадную неделю аббат Монтьё не только позволяет себе всякие шалости со своими шутами, но и устраивает трибунал, где вершит суд над господами… Некоторых он приговаривает к тюремному заключению, некоторых — к обезглавливанию или к повешению. Народ ликует и хохочет.
— И что? Казнят? — удивился Ван Хель.
— Нет. Это ведь шутка. Кто же позволит нам отрубить голову барону, опозорившему крестьянскую девушку? Но всё-таки в глазах простых людей — это своего рода правосудие, пусть шуточное, но всё-таки правосудие. Аббат высмеивает всех.