— Забавно у вас.
— Некоторые мессиры, зная за собой немало грехов, стараются покинуть город на эти дни, но большинство всё же остаётся, потому как много всякого развлеченья у нас в маскарадную неделю.
— Да уж…
— Знаете, сударь, к нам даже Тюрлюпены[32] из Парижа приезжают, чтобы показать своё умение зубоскалить. Правда, за право надевать маску в такие дни следует заплатить в городскую казну. Но разве кто-нибудь против? Столько подлинного веселья! Какие возможности посмеяться в глаза над ненавистными господами… Гляньте, а вот и аббат Монтьё!
На площадь вкатила повозка, на которой стоял мужчина в митре, с крестом на груди, в чёрной длинноносой маске, закрывающей верхнюю половину лица. Он сыпал направо и налево злыми шутками, декламировал сатирические стихи, хохотал и, неистово извиваясь всем телом, был похож на безумца, нуждавшегося в том, чтобы его связали сию же минуту. Толпа отвечала «аббату» дружным рёвом, воодушевляя его на новые шутки.
Из городской магистратуры шли, облачённые в свои лучшие одежды, чиновники, а вокруг них плясали, бешено задирая ноги и вертя руками, вертлявые человечки с размалёванными лицами и в разноцветных клоунских колпаках. Магистраты широко улыбались плясунам, из всех сил стараясь выглядеть добродушными и раскованными, хотя им было не по себе — боялись колкостей господина Монтьё. Они с поклоном остановились перед шутом, и длинноносая маска устрашающе кивнула. Ван Хель не слышал, о чём они беседовали, но вскоре магистраты удовлетворённо засеменили обратно.
За пару часов, проведённых на маскараде, Хель успел убедиться в том, что шутники из Шайки аббата Монтьё выставляли в смешном виде всех подряд, а не только дворянство и духовенство, доставалось и простым горожанам. Тут и там на площадях на деревянные помосты взбирались облачённые в маски «следователи» и рассказывали собравшейся толпе о скандалах, злоупотреблениях, воровстве и глупостях, имевших место за последний год. «Следователям» можно было передать любые материалы и жалобы. Хель обратил внимание и на то, что каждый «следователь» занимался своими вопросами: один высмеивал глупость, другой — жадность, третий — зависть, четвёртый — супружеские раздоры и так далее. Из-за этого толпа собиралась по интересам и живо обсуждала всё, что слышала.
Когда стало смеркаться, Хель вернулся к воротам, чтобы забрать у стражника своего коня. Он едва успел сесть в седло, как кто-то из стоявших у ворот указал рукой вдаль.
— Что за толпа, братцы?
На горизонте густо темнела человеческая масса, ощетинившаяся копьями и вилами.
— Поднимайте мост! — скомандовал командир стражников.
Хель тут же поскакал в лагерь Робера де Парси.
— Милорды! — крикнул он, осадив коня возле шатра графа. — Похоже, назревает заварушка. Сюда идёт вооружённый отряд.
— Что у них на знамёнах? — вышел из шатра барон де Белен.
— Я видел только кресты.
— Кресты? Уж не рыцари ли крестового похода?
— Всё может быть, мессир, — ответил Ван Хель. — Я разглядел копья и вилы.
— Вилы? Нет, это не рыцари.
— А гербы? Какие гербы?
— Никаких, мессир.
— Сюда едут не благородные воины, а вонючие мужики?! — Лицо графа тут же налилось воинственной свирепостью. — Может, какие-нибудь бунтари? Судари, возьмёмся же за оружие! Разгоним их, как бездомных псов!
Рыцари поспешно разошлись по палаткам, созывая своих оруженосцев.
Пока они облачались в доспехи, Хель внимательно смотрел на катившуюся, как чёрная волна, вооружённую толпу человек в пятьсот. Это была именно толпа, а не организованная сила. Люди были одеты кто как, никакого даже отдалённого подобия формы не наблюдалось; единственное, что было общим в их одежде, это нашитый на грудь белый или красный крест. Многие несли копья, некоторые держали щиты, большинство же вооружилось вилами. Они нестройно завывали какую-то похабную песню. Несколько красных, белых, синих кусков материи, неаккуратно привязанных к кривым жердям, плескались на ветру, красуясь нашитыми на них крестами. С первого взгляда было ясно, что это не солдаты, а просто сброд, во главе которого ехал на исхудавшем муле монах, угрожающе выставив перед собой деревянное распятие.
— Хлеба! — закричал монах, остановившись перед раскинувшийся около городской стены деревней. — Именем Господа нашего Иисуса Христа приказываю вам накормить святую армию! — Поскольку никто не ответил ему, так как хозяева ушли на карнавал, монах обернулся к своим крестоносцам и, величественно взмахнув распятием, выкрикнул: — Братья мои во Христе! Кормитесь всем, что вы найдёте! Набирайтесь сил перед дальней дорогой! Да отпустятся вам ваши грехи, ибо дело ваше свято!