Борис Орлов, Ольга Дорофеева
Робин Гуд с оптическим прицелом
СВЯТОЙ ГРААЛЬ
Пролог
Рассказывает Алиенора Аквитанская[1]
Весь род людской делится на мужчин и женщин. Так уж заведено. Вот только земные ипостаси раздаются иногда более чем причудливо. Взять моего сына Джона — лучше бы уж он явился на свет девчонкой, в самом деле. А вместо этого вырос слабаком и жестоко обманул меня в моих последних надеждах. В кого он пошел, в кого уродился? Не вижу в нем ничего — ни от себя, ни от Генриха. Ни капли! Эта услужливая улыбочка на вечно виноватом лице… поверить не могу, что судьба, словно в насмешку, из всех оставила только его! Увы, судьба смеется надо мной, и чем дальше, тем злораднее… Родить столько крепких сыновей, и в итоге остаться с этой бабой в штанах — что может быть печальнее? Он ни на что не годится… Да я бы простила ему все пороки его отца и братьев, лишь бы в нем была хоть малая толика их мужественности! Но нет — он мечется как баба и только ноет. И вздыхает о превратностях судьбы…
Значит, опять все придется делать мне одной. Ведь моего Ришара больше нет. Слизняк Джон живет, а мой красавец, отрада моих дней, мой любимый сыночек, мой Ришар убит предательской рукой! И я не успокоюсь, пока не узнаю, кто направил эту руку. А, значит, еще поживу. И начну с наглого выскочки, который взялся невесть откуда и успел подмять под себя Англию, словно охочую до утех шлюху…
Помянешь шлюху, тут же на ум придет и Генрих… Чует мое сердце, что без моего дорогого супруга дело и тут не обошлось. Каждый день мне сообщают о новых похождениях моего лже-внука, и я все больше убеждаюсь, что это вполне может быть генрихового семя. Почему бы и нет? Еще один буйный росток на анжуйском дереве — наглый и удачливый, легко и без раздумий берущий то, что захотел. Очень похож, что и говорить. Я эту породу хорошо знаю. И компанию себе, подлец, подобрал подходящую: такого де ублюдка Солсбери, которого лицемерно величает дядей, и тихоню Беренгарию, которая сидела как мышка до поры до времени, и вдруг… Недооценила я ее, надо было получше за ней приглядывать! А сейчас уже поздно. Она прочно обосновалась на Острове, и теперь мне ее так просто не достать… Ах, если бы только был жив мой Ришар, уж он бы нашел, как проучить и ту лицемерку, и ее "сыночка"!
… Интересно, спит она с ним или нет? Если бы в мои тридцать рядом был кто-то похожий, я бы своего не упустила. Да, были времена… Когда мужчина и женщина долго находятся рядом, всякое случается. Я-то знаю. И если уж эта скромница сумела заинтересовать Саладина, как доносили мне тогда из Палестины, то этого выскочку она тем более к рукам приберет. Если постарается. А она постарается, чует мое сердце. Ведь это в ее интересах — найти себе защитника. У самой-то на что-нибудь решиться духу не хватит. Хотя очень сомневаюсь, что Беренгария и в самом деле столь набожная, какой всегда хотела казаться. Скорее, хитрая. Всегда в ней было что-то такое… Хватило же, в конце концов, у нее ума назваться матерью этого проходимца. Такого хода я от нее, признаться, не ожидала. Хотя это признание может выйти ей боком… при определенных обстоятельствах. Главное, пустить правильный слушок, если понадобится. И тогда им обоим не поздоровится. Очень не любят подданные, когда так явно попирается Святое писание… Но с этим до поры до времени подождем. Как знать, может, удастся обойтись и менее затратными средствами.
Но какая насмешка судьбы — на одной стороне бастард Генриха, самозванец и мой враг, а на другой — Генриха же законный сын, рохля и неудачник, который ни за что не удержит на голове корону без моей помощи. Для того ли я родила стольких сыновей, чтобы в конце жизни остаться ни с чем? Где справедливость? Ее нет на этом свете. Иначе враги мои были бы повержены, а дорогой Ришар сидел бы сейчас рядом. Но судьба оставила мне только его жалкое подобие — Джона. Где он, кстати? Опять, наверное, заперся у себя и тоскует. Лучше б уж рукоделием занялся что ли, больше было бы пользы.
— Кто-нибудь! Затопите камин! И принесите же мне вина!
Я поерзал в кресле, придвигаясь к огню, протянул руки… Господь Всемогущий, как же мне холодно! В апреле, в столице Аквитании, я замерзаю, словно бы оказался в заснеженных пустошах февральской Нортумбрии…[2]
… Весть о смерти моего царственного брата застала меня врасплох. Нет, конечно, я уже давно понял, что Ричарду — да смилуется над ним Пресвятая Дева! — не суждено умереть своей смертью в постели, как доброму монарху и христианину. Но чтобы это случилось вот так? Да, он никогда не испытывал ко мне братской любви и сердечной привязанности, как, впрочем, и остальные, и я платил им той же монетой, но… но такой ужасной гибели Ричарду я никогда не желал. Да и представить не мог. Бриан де Буагильбер — единственный из сопровождавших брата в ту роковую ночь, что жив до сих пор, даже не смог точно описать, что же именно произошло возле проклятого Шалю-Шаброля[3]. По его словам выходило, что Ричард и его люди ехали по совершенно пустынной дороге, как вдруг со всех сторон засвистели стрелы, не менее половины из которых были направлены в моего несчастного брата. И одновременно, точно из-под земли, выскочили какие-то рыцари, один из которых пронзил грудь Ричарда — да покоится он с миром! — своим лэнсом. А на спину брату вспрыгнул, один Господь ведает, откуда взявшийся, сарацин, что вонзил кинжал ему в печень. Любой из полученных ран было бы довольно, чтобы убить обычного человека, но несчастный Ричард — да осенит его своей милостью Матерь Божия! — прожил еще целых четыре дня. Несмотря на свои страшные раны, он сумел поразить мечом сарацина, ранить двоих из нападавших рыцарей и доскакать до своего лагеря. Там его, утыканного стрелами, точно ежа иглами, поручили попечению лучшего лекаря, но всё было тщетно! На четвертый день от нападения мой царственный брат испустил дух, проклиная нечестивого Робера, коий хитростью и обманом завладел английским троном. Ведь ни у кого нет и тени сомнения в том, чья рука направила эти стрелы, чей рог призвал этих подлых рыцарей, и чьё нечестивое золото оплатило этих убийц-сарацинов…
1
Алиенора Аквитанская (1124–1204) — герцогиня Аквитании и Гаскони, графиня Пуатье, в 1137–1152 гг. — королева Франции, в 1154–1189 гг. — королева Англии. Одна из богатейших и наиболее влиятельных женщин Европы своего времени. Алиенора была супругой двух королей — сначала короля Франции Людовика VII, а затем короля Англии Генриха II Плантагенета, матерью двух английских королей — Ричарда Львиное Сердце и Иона Безземельного. У своих противников получила прозвище "Аквитанская волчица".