И как досадно, что за все эти дни мне ни разу не удалось остаться с Робером наедине — он все время был занят, куда-то спешил, бежал, на ходу раздавая распоряжения и отмахиваясь от моих попыток начать разговор. Понимая всю важность его забот, с каждым днем мне все сильнее хотелось схватить его за рукав, заставить остановиться и, уведя в какое-нибудь укромное место, где нам никто не сможет помешать, наконец-то поговорить по душам. Да уж, порядочно тем накопилось у меня для бесед с ним с глазу на глаз…
К сожалению, даже Марион сейчас ничем не могла мне помочь — она сама видела моего дорогого сыночка не намного чаще, чем я. Да и интересовали ее не государственные дела или совершенно ненужный ей принц Джон, а то, как растет ее малыш Генри.
А больше помощи в этом деле мне ждать было не от кого…
Джон тоже не был расположен к разговорам. Он бродил по покоям дворца, рассеянно улыбался попадающимся на глаза придворным и отвечал невпопад на мои вопросы. А потом и вовсе стал все больше времени проводить в своих личных покоях.
Через несколько дней в самом конце ужина Бен Маймун непривычно настойчиво, что вовсе не в его натуре, стал испрашивать разрешения поговорить со мной наедине.
— Что случилось, друг мой? — я еле смогла удержаться, чтобы подождать с вопросами до того, как мы наконец-то остались одни.
— До меня дошли печальные известия, моя королева, — произнес старый лекарь. — И думаю, для всех будет лучше, если вы узнаете их первой.
— Что случилось?!! — у меня все похолодело внутри… Неужели что-то с Робером? Он уехал вместе с Солсбери по своим бесконечным делам и должен был возвратиться только дня через три. — Он жив?!!!
— Если ты о нашем добром короле, то он жив и здоров, моя госпожа… — Бен Маймон пожевал губами. — И, надеюсь, будет столь же силен и крепок еще долгие годы… Но не всем дается такое отменное здоровье.
— Это верно. Так в чем же дело?
— Род Плантагенетов много нагрешил, моя госпожа. Но бывает так, что за грехи одних часто расплачиваются другие…
— Меня мало заботит участь нагрешивших Плантагенетов, а философские вопросы и того меньше. Говори немедленно, что произошло!
— Простите меня, ваше величество, но наши люди передали, что ваша золовка… Она разрешилась от бремени, но небесам было угодно призвать и ее, и невинное дитя… Я взял на себя смелость…
Поверить не могу.
Джоанна.
Сестрица моя.
Утешительница и подруга…
Я смогла вымолвить только:
— Благодарю вас… а теперь, прошу, я хотела бы остаться одна…
Старый еврей тут же заторопился к двери, но перед уходом сказал:
— Вы сами скажете ее брату или хотите, чтобы…
Я перебила его:
— Да, я сама. А теперь уходите.
Я решила рассказать ему обо всем завтра. Но через пару часов поняла, что больше не могу выдержать, и пошла к Джону. У входа в его опочивальню крепко спал нерадивый слуга, и я без труда и лишних свидетелей отворила дверь. Джон не спал и испуганно сел в постели, лишь я появилась на пороге. В пламени свечи его лицо показалось мне искаженным страхом, или то была игра теней?
— Это я, Джон… простите за то, что нарушила все приличия и ваш сон, но я должна была прийти.
— В чем дело, дорогая сестра? — спросил он напряженным голосом и пошарил рядом с собой рукой. Ищет оружие? Только этого мне не хватало!