Томас пытался стряхнуть страшную усталость, но к слабости от трудной схватки добавилась странная вялость. Мысли путались, видимо, от удара по голове, громадные умоляющие глаза заслонили весь мир. В легких хрипело, он закашлялся, выплюнул сгусток крови. В боку кололо, словно засел наконечник стрелы — топор тролля, Томас помнил смутно сильный удар, доспехи выдержали, но пару ребер могло сломать как соломинки…
Где-то слышались голоса, грохот переворачиваемой мебели, звон оружия. Донесся приближающийся топот, затрещала дверь, что висела на одной петле, прогремел зычный негодующий вопль:
— Я думал, погиб!.. А он — срам какой! — похоть свою ненасытную тешит!..
Сквозь туман мелькнуло злое лицо калики. Он был как черная скала, смотрел недоброжелательно, дышал часто. В руках держал, уперев острие в пол, двуручный меч размером с потолочную балку.
Томас слабо шелохнулся, ощутив при сильной слабости непривычную пугающую легкость. Нога споткнулась о гору железа, Томас с вялым изумлением узнал свои панцирь, поножи, шлем, бармы… Оказывается он сидел на полу, положив голову на колени баронессы, а ее нежные пальцы перебирали ему волосы, гладили по голове. Огонь из камина вырывался в зал, воздух был горячий, сухой, как во время страшного самума — урагана сарацинских пустынь. В окна доносился звон оружия, яростные крики.
Над головой Томаса прозвучал ледяной голос, надменный, исполненный великого презрения:
— Изыди, раб!.. Иначе поднимется мой муж и повелитель, властелин этого замка… Тебя ждет скорая смерть!
Калика растерянно посмотрел на неподвижное тело тролля, что лежало, раскинув все четыре когтистые лапы в огромной луже крови:
— Мне кажется, он встанет, когда свиньи полетят.
— Это прежний, — холодно сказала баронесса. — А нынешний властелин — здесь! Он страшен и беспощаден…
Калика сдвинул тяжелыми глыбами, попятился:
— Ну, ежели дело повернулось таким концом…
Томас прохрипел, собрав остаток сил:
— Сэр калика, погоди… Кони…
Калика остановился в проеме, где дверь все еще колыхалась, скрипя будто водили ножом по сковороде, на одной петле:
— А чо тебе?
— Помоги, — простонал Томас.
Калика вернулся, пощупал рыцарю лоб, озабоченно присвистнул. Томас чувствовал сильные пальцы за ушами, на затылке, в переносице кольнуло. Внезапно словно гора свалилась с плеч, а изнутри ушла теплая сырость. Зрение очистилось, он ясно видел тревогу в глазах калики, плотно сжатые губы.
Баронесса ухватила его за ноги, удерживая. Томас с огромным трудом отвел ее прекрасные белоснежные руки, за одно прикосновение которых рыцари отдавали жизни, поднялся, пошатнулся. Калика с хмурым одобрением смотрел, как рыцарь влезал, словно старая больная черепаха, в помятый панцирь.
— Мой повелитель! — вскликнула юная баронесса, ее прекрасные глаза наполнились слезами. — Ты измучен, ты сразил чудовище…
Томас торопился изо всех сил, сопел, пыхтел. Калика поддержал за плечи, застегнул на спине пряжки, что-то дернул, толкнул, стукнул, и Томас оказался в панцире, чувствуя себя сразу одетым, надежно защищенным, а два пуда железа приятной тяжестью давили на плечи.
Он с усилием поднял из лужи черной крови свой меч. Рядом с мечом, который держал калика, он выглядел как кинжал. Калика махнул рукой от окна:
— Придется через задние комнаты!
— Прорвались рабы? — спросил Томас глухо. Он метнул смущенный взгляд на златовласую баронессу. — Мы не можем допустить… Изнасилуют…
— Рабы далеко, стража отступает! Прижали к воротам. Скоро тут появятся с дюжину мордоворотов, а я так не люблю когда люди бьются как звери!
Он попятился от окна, по его лицу плясали зловещие багровые блики. Во дворе горели постройки, слышались ликующие вопли, предсмертные крики. Томас повернулся к баронессе:
— Где чаша?
— Какая? — переспросила юная баронесса. Ее красивые брови поднялись высоко-высоко. — Их у меня много, барон привозил отовсюду. И прежний
привозил… И тот, что был еще раньше…
Калика повернулся, сердито рявкнул:
— Та чаша пришла сама. Говори быстро, женщина!
Баронесса выпрямилась, с надменным видом вскинула длинные ресницы:
— Разве я уже не под защитой славного рыцаря, победителя чудовища? Рыцаря, хотя он и носит ошейник моего раба?
Томас кашлянул, сказал виновато:
— Сэр калика, ты разговариваешь с дамой благородного происхождения.
Калика сморщился, словно хватил яблочного уксуса, махнул рукой:
— Разбирайтесь, как знаете. Я коней поставил под стеной у башни. Хочешь выбраться целым, пойдем. Нет — я поеду один.