Он воткнул факел в железную подставку, и Чачар немедленно повернулась к нему. Ее глаза блестели, она положила ладони ему на грудь, под ее тонкими пальцами изгибалась широкая пластина, в глубине ровно бухало огромное, как молот, сердце, с каждым ударом стучало чаще и мощнее. Чачар победоносно улыбнулась, потянулась навстречу его губам… Томас взял Чачар за плечи.
В звенящей тишине, где оба слышали только его хриплое дыхание, внезапно послышались тяжелые шаги. Томас оглянулся, непроизвольно хлопнул себя по бедру, где должна торчать рукоять меча: в подвал по лестнице спускались двое широких в плечах, блистающих железными шлемами воина. Томас не разглядел лиц, но обнаженные мечи в их руках зловеще рассыпали багровые блики, воины шли настороженно, кого-то искали, мечи, изогнутые, заточенные с одной стороны — сарацинские, держали чуть наискось как принято у наемников Востока, повадки изобличали умелых бойцов-сарацин.
Он отодвинул Чачар себе за спину, шепнул:
— Ты их знаешь?
— Вижу впервые…
Томас замер за выступом ряда бочек, но воины их не видели, двигались медленно, прикрывая друг друга. Забывшись, Томас снова метнул руку к бедру, пальцы ощутили полотняную ткань. Впрочем, на поясе висит короткий нож!
Воины сошли со ступенек на землю, постояли, давая глазам свыкнуться со слабым светом. Один что-то шепнул другому, двинулись осторожно, хищно пригнувшись.
— Чачар, — прошептал Томас, — присядь за этой бочкой! Когда они пройдут мимо, беги к лестнице.
— Они заметят! — шепнула она одними губами.
— Увидят меня, на тебя не обратят внимания.
— А как же ты?
— Попробую задержаться. А ты, когда выскочишь, подними тревогу. Или беги сразу к Горвелю, это два поверха выше.
Она присела, прячась в тени, а Томас пятился, не сводя с сарацин взгляда. Под ногой хрустнуло, оба воина встрепенулись, заспешили в его сторону, держа широкие мечи перед собой: один в правой руке, другой в левой. Но не мчались, сломя головы, явно не новички в охоте на человека.
Томас пробежал назад, прячась за рядами бочек. Жерди под ногами похрустывали, указывая его путь. Оба воина наконец углядели ускользающую тень, ускорили продвижение, но не побежали, на что надеялся Томас. Сердце его сжала рука страха: успеет ли спастись невинная женщина от рук убийц, а
что убийцы — надо ли сомневаться? Он много видел разного, не спутает вино с уксусом, а священника с бродягой…
Воины разделились, бежали по краям прохода, почти задевая бочки. Томас выдернул нож, зло повертел в ладони, ощущая крохотность, игрушечность, в сравнении с огромным двуручным мечом. У тех двоих мечи короче — кривые хазарские, но настоящие, а не эта игрушка…
Они замедлили шаги, начали заходить с двух сторон, насколько позволяли стены из бочек, их цепкие глаза оценивали каждое движение загнанного в угол рыцаря. Томас взвесил в руке нож, восстановил в памяти, как его друг ловко управлялся с таким странным оружием, с силой метнул нож. Воин был в четырех шагах, нож с силой ударился о его грудь, отскочил, запрыгал по земляному полу и скрылся под бочками. Воин отшатнулся, в полутьме его лица не было видно, но голос прозвучал квакающим от сдавленного хохота:
— Нет удачи?.. Всему надо учиться!
Его меч внезапно прорезал воздух, одновременно метнулся второй, занося меч. Томас с силой оттолкнулся, вспрыгнул на огромную бочку, перескочил на другую. Сзади страшно хрястнуло, на ноги брызнуло мокрым. Ассасин с проклятиями на арабском вытаскивал меч из разрубленного края бочки.
Второй вскрикнул:
— Держи здесь, а я вернусь запру дверь! Он все равно не уйдет.
Томас измерил взглядом расстояние до того, что остался внизу. Тот нехорошо усмехался, приглашающе помахал свободной рукой. Приди и возьми, пока я один. Меч он держал небрежно, но Томас бывал в переделках, мог отличить битого, за которого двух небитых дают, от желторотого. Если хотя бы нож, что швырнул так глупо…
Он перебрался по влажным деревянным бочкам, щеки горели от стыда и унижения. С четырех шагов! Плашмя! Лучше бы промахнулся вовсе. Хотя бы Чачар успела выскользнуть, должна успеть, пока загоняли, как обезьяну на самый верх…
От двери послышался лязг, воин задвинул засовы, и теперь оба заходили с двух сторон ряда. Томас вскарабкался на самую верхнюю бочку, но едва отдернул ногу, как кончик меча отсек ее нижний край. Он подпрыгнул, спасая ступни, рухнул, упершись руками в соседнюю бочку, тут же другой меч блеснул снизу, вонзился, едва не отрубив пальцы.
Томас выругался, упал, перекатился через бочку, остановившись в выемке между покатыми боками. Снизу засмеялись, один осторожно покарабкался наверх, другой не спускал с Томаса немигающих глаз, меч держал наготове. Первый ударил мечом, пытаясь достать, Томас перепрыгнул на круглый бок следующей бочки. Лезвие с хрустом проломило деревянную стенку, воин выдрал рывком, снова замахнулся. Томас приседал на согнутых ногах, готовился прыгнуть, убийца тоже выжидал, несколько раз замахивался, пытался поймать, наконец ударил мечом очень быстро и коварно. Томас взвился в воздух — у обоих тяжелые мечи, не сабли, это спасало, и теперь, когда они пошли крушить железом, он все же успевал увертываться, но в груди уже стало холодно. Игра в кошки-мышки заканчивается одинаково — мышка сдачи не даст…