Руфин тот же факт излагает таким образом, В понтийских странах было озеро, обильное рыбою, которое давало большие доходы. По наследству оно досталось двум братьям. Но жадность к деньгам разорвала даже братскую связь: во время ловли воздвигались убийства и войны, из-за рыб проливалась человеческая кровь. Божиим промышлением сюда прибыл св. Григорий. Он увидел борьбу неистовствующих родных братьев и постарался расследовать причины вражды, но не нашел никакой другой, кроме лова рыбы. Св. Григорий, пользуясь наступившим по случаю его прибытия затишьем в борьбе, обратился к братьям с увещанием не разрушать братского мира из-за жадности стяжания и пригласил их пойти с ним на берег озера, обещая силою Господней освободить их от жестокого спора. На виду всех он воткнул палку, которую держал в руке, на самом краю воды озера [160], стал на колени и произнес молитву, в которой просил Господа умилосердиться над братскою кровью юношей и повелеть, чтобы прокляты были воды, из-за которых они забыли о братской любви, и чтобы здесь было поле, вспахиваемое плугом и обильное полевыми плодами. Как только он окончил молитву, вода исчезла и братьям осталось сухое поле [161].
В повествовании об осушении озера наблюдается большое согласие. Но и здесь есть такие особенности в изложении Григория Нисского, которые говорят о том, что он написал это повествование в наиболее первоначальном виде: Григорий Нисский различает первую безуспешную попытку св. Григория прекратить раздор и вторую, окончившуюся уничтожением предмета спора. Между этими попытками должен был пройти значительный промежуток времени, в который между братьями возгорелась открытая борьба. Между тем в сирийском житии и у Руфина два события соединены. Более невероятно предполагать, что Григорий Нисский выдумал первую попытку, чем другое, что в предании мало–помалу первоначальный неуспех св. Григория ослабел и исчез. Самое осушение по Григорию Нисскому произошло после ночной молитвы св. Григория — утром. По сирийскому житию и по Руфину молитва и самое чудо совершаются пред собравшимся народом. Нельзя ли видеть здесь обычного явления, что с течением времени чудесный элемент усиливается, и чудо совершается в присутствии многих свидетелей? Если к этому присоединить различия между сирийским житием и Руфином в передаче действий и речей св. Григория, что Руфин не говорит о знатном муже, о друзьях, пославших к св, Григорию сообщить об угрожающей опасности крайнего обострения раздора, а сирийское житие не упоминает, что раздор происходил каждый раз во время ловли, то детальное сопоставление повествований покажет, что на долю предполагаемого письменного источника остается очень мало общего материала, который был бы точно воспроизведен во всех повествованиях.
г) Ограждение города от разливов реки Лика. Св Григорий Нисский об этом чуде рассказывает так. В понтийской стране протекает река, самым именем указывающая на быстроту и неукротимость течения, ибо по вреду, причиняемому ею, называется Λύκος (волк). Высокие горы в Армении, служащие истоком ее, дают ей обильную воду. “Протекая по подошвам гор, она особенно переполняется зимними потоками. В низменностях она в некоторых местах выходит из русла на обе стороны, затопляя водою все, так что жители подвергаются неожиданным опасностям: погибают не только растения, посевы и животные, ho и дома и люди. Жители принимали все меры для предотвращения зол: набрасывали камни, устраивали насыпи, но не могли остановить наносимых водою бед. Когда слух о совершаемых св. Григорием чудесах распространился повсеместно, то все жители этой страны: мужи, жены, дети — направились к св. Григорию с просьбой даровать им какое-нибудь облегчение от постигающих бед. Чтобы еще более возбудить в нем сострадание, они просили лично посмотреть на несчастие и убедиться, что им невозможно перенести своих жилищ и что во всякое время им грозит смерть от напора воды. Св. Григорий пришел на место. Ему указали уклонение реки; самые следы бедствия были ясны, потому что это место от разлива вод было изрыто и представляло глубокие ямы. Св. Григорий указал собравшимся, что изменять направление течения воды — дело не человеческое, — только божественная сила может сделать это. Св. Григорий великим гласом молитвенно призвал Христа придти на помощь в предлежащем деле и водрузил жезл, который держал, в испорченное водою место берега. Так как земля была влажна и илиста, то жезл был воткнут глубоко. Помолившись Богу, чгобы это было преградою беспорядочному стремлению воды, св. Григорий возвратился домой. Немного времени спустя, жезл пустил корень в берег реки и вырос в дерево. Для реки это дерево послужило пределом течения, а для жителей служит „зрелищем и предметом исторического рассказа“: когда река, переполняясь от дождей и ручьев, несется с страшным шумом, то ударяясь поверхностию волн о ствол дерева, опять поднимается вверх и направляется к средине русла, как бы боясь коснуться этого дерева. Имя этому дереву даже доныне „жезл“, и оно во все время сохраняется местными жителями на память о благодати и силе Григория [162].
160
Virgam quam tenebat in manu ad primas litoris undas defigit — черта в рассказе, которая, как уже заметил и В. Риссель (S. 239), принадлежит к повествованию о преграждении реки Лика. Если Руфин, как говорит В. Риссель (S. 240), теснее примыкает к тексту первоисточника, то такое смешение едва ли могло случиться „по недосмотру“. Напротив, оно очень просто объясняется тем, что уже ко времени Руфина границы отдельных сказаний были перемешаны, и отдельные черты присоединялись то к той, то к другой повести.