И похороны матери шли как бы без него. Конечно, он стоял на почётном месте, конечно, проходя мимо него, люди наклоняли головы, но делали всё сами, никто не слушал ни его распоряжений, ни приказов его воевод. Он понял, что с уходом матери эти люди перестали быть его подданными. Киев его не хотел. Киев его исторгал. Старый, хитрый Свенельд всё понял ещё раньше Святослава и сказал, как всегда утешая:
— А что тебе в Киеве сейчас? Начнёшь тут порядок наводить — восстанут! А у тебя дружина вся на Дунае. Да пропади они пропадом! Сначала нужно там победить, а уж потом, во славе, вернуться и каждому воздать по заслугам — кому кол, кому петлю.
Они сидели в пустой горнице Ольги. Варяги стояли у дверей, и Святослав знал — сей покоец так срублен, что подслушать говоримое в нём невозможно, потому говорили без опаски.
Свенельд сидел, упираясь железными поручами в подлокотники, в том кресле-троне, где сиживала мать.
— Киев, — говорил он, — нужно как вражеский город брать! А для этого надо самим сильным сделаться! Далеко зашла ржавчина христианская — сразу не вытравишь.
Седые прямые волосы космами свисали из-под боярской шапки Свенельда. Из-под мохнатых по-стариковски бровей цепко глядели свинцовые глаза.
— Поставь им князя! Пущай радуются и ведают, что власть здесь — твоя.
— Кого ставить? — спросил Святослав.
— А кого они хотят — Ярополка. Раздели меж сыновьями державу, а сам властвуй над всеми.
— А Олега куща?
— Да всё равно! Хоть бы в Овруч! Сыновья не в тебя пошли — слабы!
— А Владимира? И он ведь мне сын!
— Этот другой! Этого нельзя в Киеве оставлять! Этот — волчонок. Ушли его подальше. Вон Новгород князя просит — ушли его туда...
Свенельд потянулся, и старые суставы его затрещали.
— И пусть Ярополку радуются... — сказал он.
— Ярополк руку Византии держать будет! — прохаживаясь по горнице и тяжко ступая по скрипучим половицам, сказал князь. — Я думаю, бабка его крестила тайно.
— Ну и что? Сила-то у тебя.
— А то! — сказал Святослав, придвигаясь к самому его лицу и дыша горячо, по-звериному. — А то, что усилься Ярополк — и ты предашь меня!
— С ума ты сошёл! — не сморгнув, ответил старый варяг. — Я с тобой от рождения твоего...
— Ну и что? — сказал Святослав. — Ты и князю Игорю служил с детства, а предал его.
— Хватит болтать! — прихлопнул ладонью по креслу старик. — Сколько можно глупость эту слышать!
— А может, и убил, — всё так же глядя ему в самое лицо, сказал Святослав. — Сказывают, князь в полюдье не с мужиками сермяжными, а с дружинниками какими-то ратился! Они его и убили, а уж древляне мёртвого разорвали.
У Свенельда задрожал бритый подбородок. Он хотел что-то возразить, но Святослав крикнул:
— Встань! Расселся тут! Это место матери моей! — Став спиной к Свенельду и глядя в растворенное теремное оконце, добавил: — И не мальчонка с тобой говорит, коим вы как хотели вертели! Ступай отсель и помни: кровь неотмщённой не бывает.
Свенельд поднялся и, понимая, что так беседу кончать нельзя — жить ведь и далее вместе, — привёл свой довод:
— Ежели я в смерти князя Янгвара повинен, что же боги мне до сих пор не отомстили? Чего они ждут?
— Терпят, пока ты при мне! А предашь, как многих предал, — тут месть и свершится!
Свенельд не нашёлся что сказать и вышел, громко топая по половицам. Святослав сел в кресло матери своей и уловил запах византийских благовоний и лекарств, которыми пользовалась немощная старуха. Он поднял глаза. Прямо на него из переднего угла смотрела с иконы женщина с испуганным ребёнком на руках.
И князь заскулил, как брошенный щенок...
Киев не принял Святослава, и, оставив на киевском столе сына, желанного киевлянина — Ярополка, он ускакал по июльской жаре к Дунаю. На бегство был похож его уход. Двое стариков, встреченные им по дороге, остались князем не узнаны. Да и трудно было узнать в двух каликах телохранителей княгини, навсегда снявших воинские доспехи и приобщившихся к братии монахов печорских. А они князя узнали и переглянулись, за долгие годы понимая друг друга без слов: «Либо князь Святослав не вернётся больше в Киев, либо придёт с такою грозою и мукою, что и Киев не устоит».
Куда гнал коней грозный князь Святослав? Куда, бряцая доспехами, в тучах пыли неслась отборная его малая дружина?
К Дунаю! Туда, где стояло войско князя, где командовали его воеводы Сфенкел, Икмор и Свенельд, сопровождавший князя в Киев, словно желая удостовериться, что Ольга действительно умерла.