– Боги присматривают за вами, – заговорила она. – Нищий Праведник, Святой Шторм, Матерь Соцветий – на каждом из нас лежит божий взгляд. Они не отвернули от нас своих лиц. Это мы отвернулись от них.
Он принял листовку, избегая вступать в спор.
– Я почитаю, – пообещал он.
Смягчившись, она указала на обнявшихся студентов.
– Позорище! – достаточно громко, чтобы им было слышно, заявила она. – Прям как животные. Как шлюхи.
Он не ответил и притворился, будто погрузился в брошюру. Одна часть была карточкой с линией отреза, и листовка увещевала его носить эту карточку с собой веки вечные. Это для тех, кто слишком беден, чтобы иметь медальон Хранителей, или недостаточно тверд в вере, чтобы открыто выступать прихожанином их церкви. Смысл носить карточку до самой смерти заключался в том, что, когда придет время избавляться от тела, твое погребение произойдет согласно надлежащим обрядам.
Сами обряды карточка не расписывала, но третий секретарь в курсе, что они из себя представляют. В наши дни усопших Хранителей передают падальщикам-упырям – останки опускают в подземные глубины через трупные шахты. Решение практично с нескольких сторон – не только уменьшает потребность перенаселенного города в кладбищах, но заодно упыри извлекают из трупа осадок, концентрированную вытяжку души, и сами его поглощают. Хранимым Богам достается только жиденькая молитва, голодная духовная диета, а сидя на ней, боги и впредь будут слабы и покладисты, в отличие от чокнутых исполинов иных стран.
Третий секретарь про себя улыбнулся. Смерть – забота других людей, а не касты неусыпных из Хайта. Его душа никуда не отправится.
Поезд вырвался из туннеля и прогрохотал по виадуку. Внизу – клубок улочек и тупиков, называемый Мойкой, пресловутые исконные гвердонские трущобы. Новый город вобрал в себя половину Мойки. Мерцающие белые купола и воздушные шпили вознеслись над обшарпанными многоэтажками и тухлыми каналами. С этого расстояния Новый город не настолько смахивает на ту небесную обитель, какой кажется издали. Между этими шпилями натянуты бельевые веревки; ночной ветерок колыхает вывески. Мраморные фасады исчерканы похабщиной. Храмы служат игорными залами, публичными домами, бойцовыми аренами.
– Позорище! – вторила мыслям пожилая женщина. – Скверный город. Язва, я вам говорю. Язва.
– Моя остановка, – сказал третий секретарь, заставив голос звучать виновато.
Он встал, и старушенция повисла на нем, цепляясь за пальто. Он выдернул полу из ее хватки и порысил по вагону от нее подальше.
– Прочтите! – взывала она вослед. – Вы еще спасете свою душу!
Он вышел из поезда, на платформе ускорил шаг. Позади подвыпившие студенты отлипли друг от друга и тоже выкатились наружу. Он скомкал листовку, собираясь выкинуть, и вдруг засек кое-что необычное. «Костры Сафида понесут душу…»
Он разгладил листовку обратно, пробежал текст, акуратно сложил и сунул в карман. Насколько он мог судить, брошюру выпустила второстепенная секта – сафидисты, – вообще-то не проповедующая здесь, в городе. Он отправит бумагу домой, в отдел Чужеземного богословия, для их архива. Господство общепризанной церкви Хранителей пошатнулось, если ее вытесняют радикальные ответвления. Он с лихвой насмотрелся на Божью войну, чтобы пристально изучать духовные сферы Гвердона. Это вам не драчливые боги Ишмиры – гвердонские божества тихо дремлют, и едва ль им есть дело как до поклонников, так и до их угроз. Впрочем, богословием занимался не его отдел.
Со станции он вышел чересчур бодро. На лестнице собрался, стал ступать на каждую ступеньку, как навкалывавшийся работяга, несмотря на бушующий в венах адреналин. В наши дни Мойка безлюднее, чем в его первое появление, когда он только наладил паутину связей с гвердонским дном. Теперь это дно переселилось юго-восточнее, канув в непостижимые закоулки Нового города. Скорее рано, чем поздно, ему все-таки придется бросить вызов неизведанным землям его приемного дома, но этой ночью есть более срочные вопросы.
Цель его пути – домик на Гетис-Роу, где предстоит встреча с контактом: поставщиком алхимического оружия. Хайт закупает оружие огромными партиями напрямую по гвердонским официальным каналам. Но есть такие средства уничтожения, которые не купить ни за какую монету, и эта встреча – часть долгих и деликатных переговоров о непроизносимой вслух цене.
Фонарь над дверью темен. Неправильно это. Его контакт должен быть здесь, ожидая его, а с чего бы ей сидеть в темноте? На улице слишком тихо, слишком пусто. Секретарь принюхался к воздуху, гадая, не почудился ли ему на ветру привкус крови? Он не бросился бежать и вообще никак себя не выдал, просто прошел дальше своей дорогой.