- Хорошо. Есть план действий на случай, если нам помешают?
- Как тебе известно, Дуалта на посту, он знает, что в покоях мы с "братом Джоном", - Йорам с улыбкой указал на сестру. - Доблестному стражу дали понять, что викарий занят дисциплинарным взысканием, Дуалта не позволит кому попало отвлекать отца Алистера. А если все же позволит, мы с Эвайн просто удаляемся в твою молельню. - Он кивнул на одну из дверей. - Разыгрываем сцену покаяния. Рис остается с тобой и помогает управлять возникшей ситуацией.
- Знаете, это действительно опасно, - сказал Камбер. - Если нам помешают, не уверен, что смогу справиться со своей ролью.
- Помоги нам Бог, чтобы не дошло до такого. - прошептала Эвайн.
Кивнув, Камбер откинулся в кресле, сделал глубокий вдох, медленно выдохнул, потом оглядел каждого из них: дочь, сына и зятя - и снова кивнул.
- Начинаем.
Глава 11
И ныне, Господи, воззри на угрозы их и дай рабам Твоим со всею смелостью говорить слово Твое.
Тогда как Ты простираешь руку Твою на исцеление и на содеяние знамений и чудес именем Святого Сына Твоего Иисуса.
Деяния святых Апостолов 4:29-30
Рис встал за кресло Камбера, а Йорам перешел к двери и облокотился на нее. Эвайн сняла михайлинский плащ и положила на свободное кресло, потом опустилась на скамейку у ног отца. Одной рукой любовно поглаживая расшитые комнатные туфли, другой она достала из-под одежды сверкающий предмет размером с куриное яйцо. Потерла о рукав, и пламя свечей янтарным блеском заиграло на нем. Крупинки включенной в глубине хрустальной сферы отбрасывали блики на синюю монашескую рясу.
- Лучше бы это был шар, что дал мне ты, - говоря, Эвайн разогревала шар дыханием. - К сожалению, тот я отдала Синилу. Этот - подарок Риса.
Передавая шарик Камберу, она взглянула на мужа, и в ее голубых глазах отразилась его улыбка. Тоже улыбнувшись, Камбер обхватил хрустальную сферу пальцами и оперся о подлокотники. Несколько секунд он неотрывно смотрел внутрь ширала - хорошо известного средства от нервного перенапряжения, потом едва заметно покачал головой и снова посмотрел на дочь.
- Не умею освобождаться от нагрузки в теперешнем облике, - сказал он. - То есть могу, но при этом лишусь возможности следить за своим видом, и мы не закончим того, что должны сделать. Сейчас я возвращаю свое обличие.
Пока Камбер говорил, словно дымка тумана набежала на его лицо и исчезла. В первый раз со дня битвы при Йомейре он снова был Мак-Рори. В знакомых чертах проступали усталость и напряжение, которые, однако, тотчас исчезли, едва он вздохнул и вновь сконцентрировался на ширале.
Прикусив губу, Эвайн наблюдала, как серые глаза отца стекленеют, тускнеют, в них появляется что-то потустороннее, ее успокаивало только то, что такое она уже видела. Камбер заговорил глухо и монотонно - он отдалился от реального мира.
- Сейчас лучше, - пробормотал он. - Рис, теперь я готов. Оставаясь позади Камбера, Рис положил руки ему на плечи, мысленно отыскивая в открывшемся сознании особое место, откуда он сможет черпать все введения о состоянии его тела. После его прикосновения Камбер глубоко вздохнул и выдохнул, и новые волны напряжения исказили его лицо. Полуприкрытые серые глаза оставались бесстрастны. Эвайн встала и приблизила ладони к плечам отца.
- Я ключ, открывающий любые двери, - произнесла она. Камбер видел ее отраженной в хрустальном шаре. Огни свечи отбрасывали блики на локти и тени на плечи и лицо. В его сознании, слившемся с личностью Риса, сам собой зазвучал ответ зятя:
- Я единственный замок, открывающий доступ к свету.
- Я свеча, горящая в ночи, - продолжала Эвайн.
- Я лоза, дающая жизнь огню.
Они произносили слова литании, а Камбер двигался в недрах своего мозга по нехоженым путям. Ему редко приходилось забираться так глубоко, но предстояло дальнейшее погружение. Он почувствовал, как Эвайн нагнулась, взяла хрустальный шар, более не нужный, и спрятала его под рясой. Пальцы при этом продолжали сжимать пустоту, а руки - держать "шар" у груди, и Эвайн осторожно убрала их на колени. Отец, казалось, уже утратил способность реагировать.
- Я свет, идущий от звезд, - прошептала Эвайн, - и наполняющий чашу сознания. - Она оперлась руками о кресло и заглянула ему в глаза.
- Я сосуд, открывающий мою волю, - почти беззвучно прошелестел Камбер. - Я поворачиваю ключ, поджигаю лозу и.., наполняю.
Его глаза оставались открытыми, а мозг кое-как, но воспринимал происходившее вокруг, правда, теперь почти все поле зрения закрыла голубая ряса Эвайн. Он слышал ее ровное дыхание, но все остальные звуки казались очень отдаленными. Даже движения дочери казались совершенно беззвучными - шороха одежды Камбер уже не слышал.
Теперь ты стоишь на краю, - это заговорил мозг Эвайн. - Пусть все воспоминания вольются в тебя, оживи их. Каждое из них должно быть прочитано, принято и должно стать частью тебя. Давай же. Мы позаботимся о твоей безопасности.
Камбер вдохнул глубоко и свободно, потом медленно выдохнул, его сознание продолжало путь в самое себя, он догружался в еще неизведанное безмолвие. Уже не оставалось сил смотреть, веки задрожали, опустились и застыли, теперь о телесном мире Камберу напоминало только его дыхание, доносившееся как бы со стороны. Он не почувствовал, что Эвайн отняла руку от его лба, а прикосновение Риса перестал ощущать уже давно.
Надо идти... Надо идти...
Камбер, подчиненный естественному ходу вещей, почувствовал, как поток чужеродных воспоминаний накрывает его мозг. Часть его существа поразил страх, но другой частью он осознал, что не должен уклоняться. Отказываясь от защит и сопротивления, он расторг последние узы и дал этому случиться. В то же мгновение его сознание наполнилось роем чужих мыслей.
Солнечный свет. Тепло и пьянящий запах летнего поля. Глаза Алистера упивались зелеными, золотыми и розовыми оттенками летней растительности: высокой травой, тучной почвой и сотнями цветов. Под его босыми ногами расстилался ковер из полевых цветов - белых, розовых, лиловых. Подобрав свою синюю рясу, он переходил прохладный ручей по отшлифованным водой камням. Он был еще совсем молодым, таким его Камбер Мак-Рори никогда не знал. На целый час он отказался от своих занятий, чтобы насладиться радостями простой жизни.
Он зарылся в сочный клевер и лежал среди цветов, щекотавших уши, нотой сорвал один и начал высасывать сладкий сок из его стебля, наблюдая, как на лазурном небе меняются облачные фигуры. В поле его зрения попал кузнечик. Он лениво приподнял руку, чтобы насекомое заползло на его большой палец. Легкое щекотание лапок и усиков кузнечика, самые разнообразные оттенки цветов - все это было до боли прекрасно. Вдруг все оборвалось.
Теперь он был немного старше, недавно принявший сан священник помогал своим братьям убирать алтарь в Челттхэме. В луче прозрачного солнечного света плавали пылинки. Даже отбеленные ткани, которые он с братьями перетряхивал и укладывал на гладкий камень алтаря, пахли солнечным светом.
Натирая вырезанную из дуба статую Михаила, он вдыхал терпкий аромат кедрового масла. Он вдохнул знакомый запах, а выдохнув, оказался в темноте.
Какой ужас! Каким-то образом он понял, что лежит на кровати один в своей келье, но в то же время он боролся с кем-то или с чем-то, что душило его! Его ночной кошмар все сильнее сдавливал горло, мешая дышать. Он знал, что на руках его врага когти, способные вырвать и жизнь, и душу из него. Он метался, отчаянно пытаясь освободиться, проснуться, одолеть врага, спасти себе жизнь!
Неожиданно наступила темнота, и он больше не метался в постели, борясь за жизнь, хотя по-прежнему часто дышал.
Теперь он уже совсем взрослый человек, настоятель Ордена святого Михаила. В написанном его рукой листке имена возможных преемников. Список содержит десять имен.
Алистер - на коленях возле камина, подносит пергамент к огню, чувствуя, что Джебедия расположился рядом. Когда бумага занялась, он бросает ее в камин и поднимается, дружески опираясь на плечо Джебедия. Ему спокойно и уютно...