- Нет, но, может быть, мой преемник будет руководить Орденом лучше, чем я. Даже с той щедрой поддержкой, которую вы оказываете, уйдут годы на то, чтобы восстановить все потерянное при Имре.
- Вы несли потери ради меня, - Синил растрогался. - Чем я смогу отплатить этот долг?
- Только молитесь за нас, - просто ответил Каллен. - И, пожалуйста, помолитесь за меня, чтобы Господь даровал мне силы и волю в новом начинании. Ваши молитвы очень дороги для меня, Синил.
После долгого взгляда король робко улыбнулся собеседнику.
- Значит, у меня привилегия молиться за вас, святой отец.., или мне следует говорить "Ваше Преосвященство"?
- Святой отец - тоже хорошо. Или, если хотите, Алистер.
- Нет, не Алистер. Не теперь, по крайней мере. Епископ, Вы станете епископом. Как это чудесно!
- Может быть, мы сможем делиться друг с другом мирскими проблемами, Ваше Величество, - сказал Каллен, касаясь руки Синила в знак прощания. - Вы станете рассказывать мне, как быть королем. А я вам - как быть епископом. В этом нет ничего запретного.
Синил, исполненный благодарности, провожал взглядом своего гостя. Когда тот дошел до двери и повернулся, чтобы отдать прощальный поклон, король произнес:
- Спасибо, что зашли, святой отец.
- Спасибо, что выслушали меня, Ваше Величество, - улыбнулся Каллен.
Когда он ушел, Синил уселся у окна и вздохнул.
Каллен станет епископом, епископом Грекотским! И это как раз сейчас, когда он стал казаться Синилу единственным дерини, которому можно доверять. Разумеется, Грекота не так далеко, и все-таки...
Дерини, близкий к нему, не спасет, но может быть полезен. Возможно, с помощью Каллена удастся вернуть его сан. Или обратиться с этим к Ориссу? Тот во главе Ремутской епархии приобретал более высокий ранг и влияние в сравнении с Калленом, особенно в случае возвращения столицы в Ремут. К тому же Орисс не дерини, а обыкновенный человек.
Правда, Орисс не знал Синила в период его монашества. Вероятно, никогда не слыхал о брате Бенедикте Синиле, покуда Йорам и Рис не уговорили того выйти из аббатства святого Фоиллана. Но после рукоположения в архиепископский сан Орисс станет равен Энскому, да еще Каллен будет епископом в Грекоте. Может быть, тот день, когда Синил снова отслужит мессу, не так уж далек!
Он долго обдумывал это, мечтая о будущем. Вдруг совершенно новая мысль посетила его столь неожиданно, что он не сразу ухватил ее суть и удивленно глядел по сторонам. Потом, более не занимая себя размышлениями и взвешиванием аргументов, он дотянулся до сонетки над постелью и позвонил. Тотчас же явился Сорл, его лакей, запыхавшийся и озабоченный.
- Сорл, попроси отца Альфреда зайти ко мне, - распорядился король, избегая смотреть на сундук возле кровати. - Скажи, пусть принесет пергамент и чернила. У меня есть дело для него.
Заинтригованный, Сорл поклонился и отправился выполнять поручение господина. В восторге Синил упал в постель, попирая ногами заветный сундук.
Какая восхитительная возможность! Когда Каллен и Роберт будут принимать свои епархии, Синил как король преподнесет приличествующие случаю подарки. А что может быть более подходящим, как не комплекты церковного облачения?
И никто никогда не узнает, что не все они достанутся новым епископам. Никто никогда не узнает, что по крайней мере один комплект перейдет в благоговейно дрожащие руки Синила Халдейна!
Глава 3
Ибо смерть входит в наши окна, вторгается в чертоги наши, чтобы истребить детей с улицы, юношей с площадей.
Книга Пророка Иеремии 9:21
Камбер сидел в своей спальне в мягком кресле перед камином. Его взгляд блуждал по языкам пламени, а ноги покоились на маленькой скамеечке.
Сейчас на душе было легко, не пугала встреча с любыми неожиданностями. Он покинул тронный зал без провожатых, сумев настоять на этом, в одиночестве вернулся в свои покои, сменил окровавленную одежду и отдыхал, набираясь сил, перед вечерней работой.
Беспокоились его сподвижники. Очевидно, получив наставления Йорама и Эвайн, явился Гьюэр и, присвоив себе роль слуги, уговорил принять ванну, нагретую загодя. Едва Камбер выбрался из нее и облачился в чистые одежды, чувствуя себя много лучше, чем мог ожидать, как перед камином обнаружился стол, сервированный к обеду. Тут, конечно, не обошлось без Эвайн; его ожидали говядина, сыр, хрустящий хлеб с толстым слоем масла и меда и доброе красное вино.
Следовало собраться с мыслями перед ночным магическим ритуалом, да и обилие яств было явно чрезмерным.
Но Гьюэр был тверд, а Камбер никак не мог втолковать, почему не хочет есть. Пришлось капитулировать. Гьюэр непреклонно возвышался над ним, пока добрая половина еды не была уничтожена.
После этого Камберу удалось отослать новоявленного слугу, сославшись на желание отдохнуть, и в этом была немалая доля правды. Следующий час он посвятил приготовлениям в своей гардеробной. Перебравшись в постель, Камбер отдал должное деринийским упражнениям по наиболее полному расслаблению - это должно поддержать его в случае нужды - и наконец уснул.
Он проснулся через несколько часов, комната погружалась в закатные сумерки, а он был совершенно подготовлен. До окончания вечерней мессы Камбер пребывал в полном самоуглублении, мысленно повторяя свои предстоящие действия. Дождь, не прекращавшийся за окном, своим монотонным ритмом помогал сосредоточиться и перемещаться в сознании до самых сокровенных уровней.
Замысел Камбера не был отчаянно безрассудным, но не стоило забывать об опасности и быть небрежным. Подготавливая комнату, он еще раз сверился с манускриптом - автор настоятельно советовал действовать осмотрительно.
Главной заботой оставалась точность исполнения всех действий при том, что поддерживать переток энергии можно было лишь ценой полной концентрации сознания. Того, кто упустит какую-то тонкость в многосложном процессе, поджидают совершенно неожиданные последствия, но Камбер рассчитывал на своих детей, Риса, Каллена. Эта четверка не знала, что такое страх.
Образы близких возникли перед ним среди пламени, и Камбер позволил себе полюбоваться каждым из них: Эвайн и Рис, любимая дочь и недавно обретенный сын, безупречные, готовые на все; Йорам - не первенец, но теперь единственный оставшийся его сын, плоть от плоти его, невероятно упрямый и, может быть, оттого самый любимый; Алистер Каллен, грубоватый и порой циничный, прежде советчик, а теперь сподвижник и Друг, только не слишком доверяет волшебству.
Камбер зевнул и потянулся всем телом. Блик пламени камина упал на пурпурный бархат его одежд. Удивительно, но рукопись предписывала для исполнения ритуала облачение непременно такого цвета. Забавный вид был у Гьюэра, когда сегодня его просили отыскать в гардеробе прежнего короля нечто подходящее. Бархат приятно щекотал кожу, напоминал о домашнем уюте... Камбер резко поднялся, беззвучно подошел к двери и распахнул ее прежде, чем двое стоящих за ней успели постучать.
Рис и Эвайн молча вошли и направились к камину, Камбер задвинул засов. Целитель сел на скамью, а Эвайн устроилась на меховой подстилке у его ног, в складках ее плаща скрывалось нечто громоздкое.
Камбер вернулся к своему креслу, но не сел, а остался стоять, положив руку на спинку и глядя на дочь.
- Другие тоже придут?
Эвайн кивнула и стала разворачивать то, что прижимала к груди; тепло камина еще не одолело знобящую сырость, и она не сняла плаща.
- Сегодня Йорам занят на вечерней службе, а потом Синил хотел его видеть. Отец Каллен будет в ризнице ожидать окончания их встречи. Это сосуд, о котором ты просил. Подойдет?
Она поставила чашу перед отцом, пламя камина заиграло теплыми бликами на серебряной поверхности, отбрасывая искорки в глаза Камбера.
- Как раз то, что нужно.
Он осторожно поставил чашу на сундук у двери в гардеробную, две пары глаз внимательно следили за каждым его движением.
Рис негромко кашлянул, привлекая внимание к себе.
- Теперь ты можешь сказать, что задумал, или будем дожидаться остальных?