Тяжкий вздох волной прошелестел по залу, когда голос Синила стих. Даже у Кверона больше не было вопросов. Синил открыл глаза, но казалось, будто он по-прежнему ничего не видит. Он поднес руки к лицу, разглядывая, снова опустил и со вздохом посмотрел на Кверона. Им удалось выудить то, чего он не хотел говорить, пусть это и была правда. Теперь Синилу хотелось убежать, уйти от продолжения разговоров о человеке, которого он боялся, с которым не мог примириться.
Кверон выдохнул и кивнул Синилу.
- Благодарю, святой отец. Не расскажете ли собранию, что еще случилось той ночью, если, конечно, случилось?
- Совсем немного, - пробормотал Синил. - мне нужно было остаться одному и подумать. Я все еще не хотел верить в то, что видел и слышал. Я.., велел им не рассказывать никому и вышел.
- И пошли?..
- В.., собор помолиться у его тела. - Он снова понурил голову. - Затем я вернулся к себе.
- И в соборе не произошло ничего необычного? - настаивал Кверон, однако не слишком напористо, потому что теперь даже он не знал, чего ожидать.
Но Синил покачал головой со взглядом, полным такой решимости, что даже самоуверенность Кверона поколебалась. Целитель-священник низко поклонился, будто говоря "Как пожелаете", и терпеливо дожидался, пока Синил превратится из свидетеля в монарха. Цель была достигнута.
- Ваша милость, архиепископ, думаю, нам больше не о чем спросить. Свидетель может быть свободен?
- Разумеется, - ответил Джеффрэй. - Ваше Величество, если пожелаете, сегодняшнее заседание будет закрыто. Я понимаю, как вам было трудно.
Вместо ответа Синил перевел тяжелый взгляд на архиепископа, потом оглядел собрание. Под его взглядом слушатели съежились (все, кроме Камбера), не решаясь ни говорить, ни шевелиться. Постояв так, король поднялся на помост, взял корону, сел и надел державный венец. Кроме легкой бледности в лице, не осталось следов только что пережитого, но печать чего-то зловещего лежала на его облике владыки на троне.
Камбера не смущали сгущавшиеся тучи. Королевская буря таила в себе и смирение. Приступ гнева предшествовал неизбежному раскаянию, признаниям о жалкой человеческой доле, о слабости смертных - от жалкого раба до князей церкви и державных властителей.
Поэтому ничего не произойдет. Просто верховный сюзерен оказался как бы унижен перед властью церкви и сейчас напоминает Джеффрэю, кто в этом зале настоящий король. Это сражение Синил проиграл, но не всегда собирается проигрывать. Этой ночью он одержал победу, хотя и невеликую, приобретя союзника в борьбе за то, чтобы стать таким, каким прежде его заставляли сделаться, а теперь он хотел сам.
- Благодарю за заботу, архиепископ, но нет нужды объявлять перерыв ради нашей персоны, - сказал он, превратившись в монарха до кончиков ногтей. - Мы не желаем, чтобы говорили, будто король Гвинедда каким-либо образом препятствовал деятельности этого высокого собрания, независимо от того, каких взглядов он придерживается. Как верный сын церкви король присутствует здесь по приглашению вашей милости и с вашего разрешения. Прошу вас, продолжайте и примите наши извинения, если мы показались немного упрямы.
На этом Джеффрэю оставалось только пробормотать что-то успокоительное и заверить короля, что собрание очень радо его личному присутствию и, разумеется, понимает его мнимое нежелание выступать по данному вопросу. Синил принял его заверения учтиво, и напряжение в зале спало.
Для повторных показаний и подтверждения рассказа Синила о таинственном брате Джоне был вызван Дуалта. Потом были снова Рис и Йорам, однако ничего нового к ранее сказанному добавить не смогли. Рис впервые видел брата Джона в комнатах Каллена, а Йорам заявил, что в тот вечер монах сам пришел к нему и сказал, что его вызвал епископ Каллен. Разумеется, сам епископ Каллен не подтвердил и не опроверг это утверждение, так как потеря памяти не позволяла ему установить, вызывал он брата Джона или нет.
На этом закончилось утреннее заседание, но не дискуссия о неуловимом брате Джоне. Недостаточность сведений о его существовании, рассказы о ночном посещении стали причиной появления вокруг этой фигуры ореола таинственности, а у кого-то из слушателей даже появились предположения, что он ангел, посланный на землю, чтобы известить о чуде. Это предположение было поддержано епископом Найфордским, ставшим активным сторонником Камберианского движения. Раз монах не мог предстать перед Советом, нельзя было доказать и его земное существование. Возможно, он был и ангелом. Разумеется, эта деталь не ускользнула от составителей все увеличивавшегося описания жития Камбера.
Обсуждение продолжалось после перерыва на обед. Были представлены несколько свидетелей, жизни которых круто изменились после предполагаемых вмешательств благословенного Камбера: исцеления у его могилы, удовлетворенные прошения, другое покровительство Защитника человечества. Разумеется, ни одно из этих свидетельств не могло выдержать строгой проверки по правилам канонизации, но это уже не имело значения. К концу дня стало ясно, что после некоторых формальностей Камбер будет официально объявлен святым.
Самому же Камберу оставалось только вздыхать и ожидать голосования. Он смиренно обращался к Богу, который провел его через столькое и позволил всему случиться, пусть примет и эту последнюю ложь.
Решение оказалось единогласно принятым. Оглашение результатов было встречено всеобщей радостью. Четырнадцатого числа, то есть через две недели, Камбер Кирилл Мак-Рори будет официально канонизирован и с того дня именоваться святым Камбером Кулдским, Защитником человечества и всеми остальными титулами, которые получит в оставшиеся до канонизации дни.
Во время обсуждения всех деталей Камбер говорил мало, черпая силы в общении с Йорамом и Джебедия, и, прежде чем выйти из залы, бросил долгий печальный взгляд на Эвайн и Риса, сидевших на галерее. В тот вечер он не ужинал и после вечерней мессы уединился с сыном и Джебедия. Нужно было привыкнуть к своему новому статусу.
Глава 25
Он причислен к детям Божьим и обитает среди святых.
Книга притчей Соломоновых 5:5
Погода изменилась, Пришла настоящая осень, и святой Камбер Кулдский был объявлен святым всего Гвинедда и признан во всех приходах и соборах страны. Распутицу сменили холода, приблизилось Рождество, настал новый год.
Было утро. В часовне новоявленного святого стоял на коленях епископ и думал над тем, кто он теперь. Этот человек был известен миру под именем Алистера Каллена, сам же он знал себя как того самого легендарного Камбера.
Или, точнее, вовсе не легендарного Камбера, ибо того никогда не существовало, не было чудес, которые ему приписывали. Что он мог поделать с этим? Или мог, да не пытался? Люди считали Камбера Кирилла Мак-Рори мертвым, пускай он останется таким.
Камбер смиренно оглядел храм, который спешно выстроили приверженцы нового культа. Разум его уже не протестовал, а сердце никак не могло принять. О святом Камбере говорил весь Гвинедд. Впервые за два месяца, минувшие со дня официальной канонизации, он нашел храм пустым, да и то только потому, что за дверьми мела метель в непроглядной ночной тьме. Что подвигло всех этих?..
Камбер внимательно оглядел лицо статуи. Кого из него сделали? Фигура никогда не существовавшего Камбера была вырезана в полный рост из светло-серого мрамора такой, какой ее видел Гьюэр, - плащ, капюшон на плечах, обнаженная голова приподнята, раскрашенное лицо обращено к королевской диадеме, которую он держит в руках. Это была точная копия короны из переплетенных листьев и крестов, которую однажды ночью (кажется, это было так давно) Камбер опустил на голову Синила.
"Sanctus Camberus, Defensor Hominum, Regis Creator" - начертано на алтаре. Святой Камбер, Защитник человечества, Творец королей. С каждой стороны от алтаря в небольших углублениях в песке стояли бронзовые подсвечники. Десятки горящих свечей наполняли часовню золотистым сиянием. Изнутри стены были заново облицованы белым камнем, старые деревянные ширмы были заменены резными гипсовыми, на полу был выложен плиткой бело-серый крест, который, поговаривали, должен стать символом Слуг святого Камбера. Ходили слухи, что камберовский храм в аббатстве Слуг в Долбане был обставлен с большей роскошью, однако сам Камбер не набрался мужества съездить туда.