Возможно, процветанию «Венка» довольно быстро пришел бы конец, возможно, его не было бы вообще, если бы не удивительное совпадение случайностей и чрезвычайно благоприятных событий. Первоначальное возмущение жителей Поречья, вызванное аварией трактора, а главное, перспективой еще больших опасностей, о возможности которых авария напоминала, длилось бы, пожалуй, не более двух-трех дней. Возможно, оно просто прошло бы, рассеялось, возможно, приняло бы сугубо деловую и привычно сдержанную форму, если бы негодование, объектом которого стал старый крест, не проявилось столь резко и не вызвало отклика, какого Вилем, Адам и Эда и не ожидали. Да, развитие событий могло бы быть совершенно иным, не допусти Марко оплошность, к которой его принудила группа набожных женщин, глубоко задетых осквернением креста.
Женщины начали поход против виновников тех непристойностей, которые время от времени позволяли себе посетители «Венка». Явившись к священнику, они потребовали, чтобы он взял крест под свою защиту и сурово осудил нечестивцев. Марко, сознавая деликатность ситуации, во время проповеди упомянул об этом, правда, весьма осторожно и робко. Это подлило масла в огонь, придав требованиям женщин оттенок официальности, что невероятно усложнило положение и послужило объявлением войны, которое, конечно, было немедленно принято.
Так как упреки и обвинения не имели точного адреса и никого конкретно нельзя было объявить преступником, они задевали, в общем-то, всех посетителей «Венка», любого, кто когда-либо без злокозненных намерений облегчился возле креста. Но в глазах тех, чью совесть взбудоражила авария с трактором Адама, эти протесты вполне закономерно слились с защитой положения, которое, с их точки зрения, необходимо было срочно изменить, чтобы не случилось еще какой-нибудь беды. То, что их намерение натолкнулось на сопротивление, лишь сделало его еще более значительным и важным.
Вилем, Адам и Эда, да, впрочем, и все остальные возмутились. Они поняли, что теперь отступать нельзя, почувствовали моральный долг и обязанность вести борьбу до победного конца. Убеждение, что речь идет об общественно полезном деле, которому стремятся помешать религиозные противники, а также то, что эта история в глазах части поречан приобрела несколько авантюрный характер, неожиданно стало вовлекать в борьбу все новых и новых союзников. Благодаря Вилему и его единомышленникам в общественном сознании поречан — правда, несколько завуалированно, поскольку об этом много и не говорилось, — стремление обеспечить безопасность детей, предотвратить возможность беды, причиной которой может стать крест, слилось с осознанной потребностью очистить сельскую площадь от символа всего старого, отжившего, символа мракобесия. Впрочем, были и такие, кто присоединился лишь из чувства удовлетворения, что в селе что-то происходит. Да и зимняя пора весьма благоприятствовала развитию такой, можно сказать, активности. Поразмыслив обстоятельно надо всем, Вилем пришел к выводу, что никакое другое время года не могло бы быть более подходящим для такого дела. Работы у людей было уже немного, и длинные зимние вечера, казалось, только и существуют для того, чтобы проводить их в дружеской компании. В «Венок» теперь регулярно ходили даже те, кто раньше лишь изредка забегал выпить кружку пива. Не было тайной, что ради пользы дела, которое их всех вдохновляло, кой-кому пришлось пойти на семейные разлады и ссоры.
Но помимо всего этого, они приносили и немалые материальные жертвы. Из вечера в вечер проводили они время в «Венке». Дружно пили, вели беседы, играли в карты. Пили много, поскольку хотели не просто утолить жажду. Пиво, крепленное ромом, выполняло высокую общественную функцию. А чтобы хотелось выпить, надо было и поесть. Ружа каждый вечер готовила острый, сильно наперченный гуляш; кроме того, всегда исчезали и две банки маринованной селедки. Чаще, чем прежде, гости Кужелы останавливались у витрины возле стойки и брали пакетик хрустящего картофеля или жаренного с солью арахиса. (У Кужелы были предусмотрительно выставлены здесь и сладости — леденцы, шоколад, пакетики косхалвы, — чтобы посетители, которые задержались слишком поздно или немного перебрали, могли дома откупиться этими лакомствами, служившими к тому же и знаками внимания.)
То, что всегда было неприятным и обременительным последствием выпивки, теперь они приветствовали с удовлетворением и отправлялись поодиночке или небольшими группками на площадь. Никто не заходил во двор «Венка», где пол дощатого нужника, покрытого льдом, был небезопасно скользким. Нет, они не считали за труд совершить в темноте значительно больший путь к середине площади, где стоял крест.