— Давайте сперва отведаем горячих закусок, — предложил Вилем с загадочным видом.
На блюдах лежали маленькие карпы, зажаренные в сливочном масле с тмином и луком, нарезанным тоненькими колечками. Запахло блинчиками с начинкой из жареных сморчков — тех диковинных грибов, которые появляются весной как будто специально для того, чтобы щекотать обоняние и возбуждать аппетит. Ими же были начинены и карпы. Утром Альбин вывел школьников на прогулку. Они облазили все межи и берега речки. Блинчики с жареными грибками были «фирменным» блюдом Альбина. Он пек их вместе с женой и при этом каждый раз изобретал что-то новое.
Приступили к еде. Все было очень вкусно, и настроение заметно поднялось. Произошла только небольшая накладка. Эда заявил, что блинчики с такой начинкой — это хорошо, но, если бы их еще запанировали и поджарили, как шницель, было бы вообще бесподобно.
— Помните, мы так подавали их, когда приезжал секретарь обкома? — сказал он.
Альбин обиделся: он с самого утра не присел — столько было работы! Да и на собрании надо было присутствовать — разве успеешь все сделать?
— Ну как же! — ответил он с досадой. — Но дело в том, что еще, кроме блинчиков, подают на стол.
— Альбин прав, — вмешался в спор Вилем. — Я думаю, вы не отказались бы от собственноручно зажаренного на вертеле барашка, — обратился он к депутату. — Барашек совсем молоденький, и это не займет много времени. Давай, Эда!
— Барашка на вертеле я еще никогда не зажаривал, — признался депутат и удивленно огляделся.
Тем временем Эда присел на корточки перед стеной зеленого кустарника, и вскоре там заплясало пламя небольшого костра. Костер потрескивал, и, по мере того как он разгорался, в нем стали видны уложенные пирамидкой поленца. Альбин принес выпотрошенного барашка; он был уже посолен, поперчен и насажен на вертел.
Депутат решительно встал, подтянул брюки и, подойдя к костру, взялся за работу. Он поворачивал вертел и время от времени подкреплялся вином: бутылка стояла у его ног. Эда, присев на корточки, по мере надобности подбрасывал в костер поленца. Он терпеливо следил за вертелом, готовый в любую минуту помочь гостю, если тот вдруг утомится. Оба вдыхали в себя первый, пока едва уловимый запах жареного мяса.
На лице депутата появилось трогательно-блаженное выражение. Он был счастлив. И вот, когда его спокойное и радостное благодушие, казалось, достигло предела, из-за зарослей бузины раздались напевные звуки цыганской скрипки. Это Керекеш заиграл песню «Сидит сокол на клене». В вечерней тишине задушевная мелодия звучала особенно проникновенно. Все притихли и смотрели на гостя.
Тот замер, удивленно прислушиваясь. Заглянул в глаза Вилема, осмотрелся вокруг. Губы его беззвучно зашевелились. Он был растроган до глубины души, растроган и умилен.
— Да ведь это моя самая любимая песня. Поразительно! — воскликнул он простодушно.
Ему виделось в этом какое-то знамение, удивительное родство душ. Он и предположить не мог, что выведать разными способами и гораздо более важные сведения было для Вилема сущим пустяком.
Кусты раздвинулись, и из темноты появился сияющий Адам. Он придерживал ветки, чтобы Керекеш мог пройти сквозь заросли. Скрипка не умолкала ни на минуту. Она пела то ликующе-радостно, то печально, то тихо журчала, как родничок, то голос ее, казалось, разносился по вселенной. Даже звезды трепетали, слушая ее. Это, бесспорно, был гвоздь программы.
Депутат налил Адаму и Керекешу вина из своей бутылки. Альбин пригласил их к столу, чтобы они малость подкрепились.
Правда, в этом не было особой необходимости, потому что Керекеш с самого утра играл на свадьбе в Павловицах. И Адаму, посланному за ним, пришлось пустить в ход все свои способности, чтобы высвободить скрипача из объятий разгулявшихся гостей. Немалых усилий стоило убедить их, что речь идет о важном политическом мероприятии. Керекеша отпустили только после того, как Адам клятвенно заверил, что через часок-другой доставит его обратно. Пока шли переговоры, Адам тоже успел и выпить и закусить. Но тем не менее оба сейчас охотно принялись за еду, желая отведать тех блюд, что приготовил Альбин.
У всех было так хорошо на душе! Сгрудившись у костра, хозяева не сводили с гостя глаз. А тот от избытка чувств решительно заявил, что никому не доверит барашка и действительно зажарит его собственноручно. Так никто и не смог убедить его хоть немного передохнуть. Время от времени все наполняли стаканы.
— А рыбка была неплоха! — вдруг заявил Эда.
Только сейчас до него дошло, что он, наверное, обидел Альбина. Почувствовав необходимость исправить ошибку и в то же время желая создать впечатление, что Альбин все же был неправ, он продолжал: