Итак, все шло наилучшим образом. Сознание этого вернуло Вилему уверенность и спокойствие. Ему даже удалось наконец отточить карандаш.
— Михал направился домой, — доложил Эда. — Наверное, еще не обедал.
Михал устало вошел в прихожую и почувствовал слабый запах пригоревшего молока и жира. Дверь в кухню была приоткрыта. Сначала он подумал, что Катарины нет дома и ему придется разогревать обед самому. Но она явно была здесь.
— Ты дома, Катарина? — крикнул он. — Видела Руду Доллара?
Ответа не последовало. Он открыл дверь в кухню.
Катарина сидела на диване; глаза ее покраснели от слез, руки бессильно лежали «а коленях.
Михал удивленно посмотрел на нее. Окинул взглядом кухню. Стол не был накрыт. Всюду стояла грязная кухонная посуда. Гарь от убежавшего молока заглушила запах жареного мяса. На сковородке остывало жаркое. На столе среди кастрюль лежала кучка картофельной кожуры. Очистки от картошки и лука валялись даже на полу. Дверцы буфета были распахнуты настежь.
Михал уставился на жену:
— Что с тобой?
В первый момент он испугался, подумал, не случилось ли чего с сыновьями. Катарина молча протянула ему смятый лист бумаги.
Михал взял его. Развернул и побледнел.
— Кто это писал? — дрожа от гнева, спросил он через минуту бесцветным голосом.
Он оторвался от письма. Потом снова впился глазами в бумагу.
На листке печатными буквами было написано:
«Приглядывай за Михалом. Он ездит в Павловицы к Власте».
— Так я и знала, — со вздохом сказала Катарина, и глаза ее наполнились слезами.
Она вела себя совершенно иначе, чем мог предположить Михал. Теперь, казалось ей, уже нет никаких сомнений в измене мужа, и она сразу как-то сникла.
Михал опустился на стул. Локтем он оперся о стол, угодив прямо в кучку очистков. Другая его рука повисла. Он испытывал одновременно и непривычное смятение, и дикую ярость, и ощущение полной беспомощности. Кто же мог сделать такое?..
Первый, на кого пало его подозрение, был Вилем. Михал знал, что предвыборная деятельность Вилема направлена прежде всего против Касицкого, но одновременно он надеялся ослабить и его позиции. Михал слишком хорошо знал Вилема, чтобы не понять, куда тот гнет. Но это… Это было бы уж слишком…
Он поднял голову. Катарина сидела неподвижно, будто даже и не дышала.
— Ты этому веришь? — заговорил он медленно и тихо. — Если б я знал, какой подлец это написал, я бы из него душу вытряс.
— Так, значит, это та самая, которую ты даже осмелился притащить сюда, к нам в дом? — всхлипывая, спросила Катарина, губы у нее дрожали.
— Кто? — с недоумением спросил он.
— Та, которой ты сказал, чтобы она сама приехала за тобой на машине. Хотел показать, как ты живешь.
Дыхание ее участилось.
Михал оцепенел.
Он вспомнил ту красивую, модно причесанную блондинку с черными глазами, которая работает в сельскохозяйственном отделе районного национального комитета и которую однажды послали сюда, в Поречье, за ним. Действительно, если он не ошибается, ее зовут Властой.
Михал был настолько ошеломлен, что не в силах был даже обороняться.
— Та химическая вертихвостка… Ну, говори, как ее зовут? — пошла в наступление Катарина.
Михал сидел, неподвижно уставившись в одну точку. Потом вздохнул.
Катарина объяснила его вздох по-своему.
— Ступай к своей красотке! — крикнула она. — Убирайся!
Грудь ее высоко вздымалась.
— Ступай к ней!
Михал отчужденно смотрел на жену.
«Что делать?» — думал он. Он понимал, что сейчас, когда ему так подло и продуманно нанесли удар в спину, вызвав, вполне естественно, бурю в семье, быть грубым с Катариной нельзя.
Он снова вздохнул и кончиком языка провел по пересохшим губам. Потом горестно проговорил:
— А я подумал, что-то стряслось с мальчиками.
Услышав эти слова, Катарина вскочила как ужаленная.
— Не устраивай комедий! — крикнула она. — Нечего детей сюда приплетать!
Распаляясь все больше, она вырвала у него изобличающее письмо и выскочила из дому.
— Катарина!
Михал бросился к двери. Он слышал, как она сбежала с крыльца. Потом увидел, как на ходу она повязывает платок. Взбешенная, она что есть силы хлопнула калиткой.