— Дела идут, — сказал Михал. — Еще несколько дней — и самое трудное будет позади.
— Вы вроде чем-то озабочены? — заметил Кужела.
Вопрос прозвучал вполне невинно — будто просто для поддержания разговора, но Михал насторожился.
Ему послышалась в голосе заведующего закусочной какая-то странная нотка. Конечно, нетрудно и ошибиться. Он был раздражен, а в таком состоянии человек легко может прийти к нелепому выводу; при виде дохлой кошки готов подозревать в убийстве даже мышь.
Михал остановился. Солнышко пригревало. Кужела сидел на стуле, запрокинув голову и зажмурив глаза. Михалу казалось, что тот с довольной усмешкой следит за ним из-под опущенных век. У него никогда не возникло бы такое подозрение, если бы Кужела не был приятелем Вилема.
— А знаете что, — вместо ответа сказал Михал, — я бы выпил сейчас пива.
— С ромом?
— Да, но налейте стопку побольше.
Кужела молча поднялся со стула и вошел в пустую закусочную. Михал последовал за ним. Кужела наполнил пивом две кружки и, сдув пену, влил в них по большой стопке рома. Потом поставил их на стол, за которым устроился Михал, и подсел к нему.
— Хорошо пообедали? — спросил Кужела.
— Просто хочется выпить, — ответил Михал и внимательно посмотрел на него.
Они подняли кружки, чокнулись и выпили. Михал вытер губы.
— Ваше пиво вкуснее, чем в «Спорте».
Иногда, дожидаясь в Павловицах автобуса, Михал заходил в тамошнюю гостиницу выпить пива.
— Это потому, что у нас хороший погреб.
— А в «Спорте» все так же весело?
— В понедельник я туда заходил. Так себе.
Глаза Михала остановились на кружке. Он почувствовал, как внутри у него что-то заныло, и вдруг встрепенулся: сегодня среда, письмо пришло вчера. Это значит, что послано оно было тогда, когда Кужела ездил в город.
Михал поднял кружку и шумно отхлебнул, потом поставил ее на стол, но тотчас сделал еще несколько глотков.
— Послушайте, у меня возникли кое-какие неприятности, и я хотел бы с вами потолковать, — сказал он без обиняков.
— Что-нибудь с кооперативом?
— Нет, с женой.
Кужела поднял брови.
— Что такое?
— Не знаю, что на нее нашло. Короче говоря, женщина просто не в себе, — сказал доверительно Михал. — Вам, конечно, это знакомо.
— Еще бы! Все они гадюки.
Кужела был известный бабник, и у него с женой постоянно происходили стычки; иногда в воскресный день он исчезал из дома и возвращался лишь во вторник утром.
— Мне необходима ваша помощь, — сказал Михал. — Разумеется, все должно остаться между нами.
На лице Кужелы появилось удивленно-недоверчивое выражение. Михал понял, что тот колеблется. Шрам у него на лбу слегка покраснел — он «заработал» его в прошлом году в день храмового праздника, когда вместе с Адамом усмирял разбушевавшихся гостей из Горной Рыбницы, которые столь своеобразно отметили свою дружескую встречу с поречанами.
— Чем могу быть полезен? — спросил Кужела выжидательно.
— В общем, это пустяк, — сказал Михал. — Напишите моей жене несколько строчек. Хватит трех фраз. Надо ее немного успокоить.
У Кужелы задергалось веко. Он обхватил кружку ладонями и водил пальцами по ее острым граням. Как быть? Известно что-нибудь председателю или нет — он не мог понять. А что, если Адам проболтался? Проклятая история!
— А что я могу написать? — возразил он. — Сочинять я не мастер. Может быть, Альбин напишет, ведь он учитель?
— Жена знает его почерк, — сказал Михал. — Альбин иногда мне помогает, когда у меня много работы. Вообще было бы лучше, чтобы письмо написал кто-нибудь не из членов кооператива. Ясное дело, подписывать его вам не надо. Все останется между нами.
Говоря это, Михал не спускал с Кужелы пристального, испытующего взгляда.
У того было ощущение, будто Михал загоняет его в угол, а он никак не может выскользнуть. Если Михал его подозревает, то отказ лишь усилит подозрение. Но откуда председатель мог знать, что и он приложил к этому руку? Неужели Адам в самом деле…
Кужела не был в этом уверен. Возможно, тут случайное совпадение, и лучше уж исполнить просьбу Михала.
— Ума не приложу, что писать. Сочинять я не мастер, — снова повторил он, сделав ударение на слове «сочинять». Его отказ прозвучал так, будто он считал предложение председателя оскорбительным.
— Ну что ж, — кивнул Михал. — Я сам продиктую. Не более трех фраз. Вы должны помочь мне выбраться из этой заварухи. Для меня это очень важно.