— Что ты собираешься делать?
Катарина в отчаянии посмотрела на него. Она была унижена и разочарована. Дышала глубоко и прерывисто. Одежда словно вдруг стала ей тесна.
— Ничего, я узнаю, кто это писал. По почерку. В картотеке в национальном комитете…
— Михал, — взмолилась Катарина, — Михал, не позорься, плюнь, разорви письмо!
На глазах ее заблестели слезы.
— Не бойся, — сказал Михал. — Больше такое никогда не повторится. Об этом уж я позабочусь!
На этот раз Михал вошел прямо в пустовавшую закусочную.
Было около половины третьего. И хотя солнце ярко светило, стула возле «Венка» не было.
Кужела открывал новую бочку. Он вылез из подвала взлохмаченный и вымокший, в прорезиненном фартуке. Увидев председателя, поднял брови и бросил взгляд на открытую в кухню дверь. Ружа громыхала посудой в мойке.
— Что будем пить? — спросил он.
Не дожидаясь ответа, Кужела взял две кружки и направился к бочке. Он был сам не свой. После того случая он Михала больше не видел. Казалось, председатель обходит «Венок» стороной. За это время Кужела успел дважды поругаться с Адамом, который откровенно удивлялся и даже обиделся на него, — Адам не чувствовал за собой никакой вины. Об их затее знали только они двое, даже Вилему ничего не сказали. Теперь они ждали, чем все это кончится, и, разумеется, в такой ситуации лучше всего было держать язык за зубами.
— Снова с ромом?
— Нет, не пиво, — улыбаясь, сказал Михал.
Минуту он с веселой искоркой в глазах наблюдал за Кужелой.
— Сегодня меня угощаете вы! — продолжал он мягко.
Глаза Михала скользнули по полке со спиртными напитками. Там стояли бутылки с яркими этикетками, наполненные белой, желтой, зеленоватой и совершенно бесцветной жидкостью. Выбор крепких напитков был не такой уж большой: посетители «Венка» чаще всего заказывали ром или водку. На некоторых бутылках лежала пыль, другие были полупустыми. В одной-единственной бутылке вишневой наливки плавали хлопья осадка — явное доказательство того, что этот напиток не пользуется у посетителей успехом.
— По-моему, вы должны поставить мне бутылку «Охотничьей», — сказал Михал, подумав.
— Что? — Кужела непонимающе уставился на Михала. — Это почему же? — спросил он хрипловато.
Он был известный скряга. Некоторые объясняли его скупость слишком большими расходами, связанными с еженедельными поездками в город.
— С чего это я вдруг должен ставить вам «Охотничью»? — спросил он тихо и снова посмотрел в сторону кухни.
С пустыми кружками в руках он подошел к двери, ведущей в кухню, и закрыл ее. Михал улыбнулся.
— Так надо, — сказал он мягко. — И вы мне ее сегодня поставите.
Затем, немного помолчав, продолжал:
— Как вы думаете, ваша жена узнала бы по почерку, что именно вы писали то письмо?
У Кужелы покраснела шея и даже шрам на лбу набух и казался еще не зажившим. Он собрался было помыть поллитровые кружки под краном, но руки его так и замерли в воздухе.
— Ну и подкузьмили же вы меня! — зло сказал он. — Неужели вы можете…
Глаза, впившиеся в Михала, потемнели.
— На этом мы могли бы поставить точку, покончить со всем. Как вы думаете? — прервал его Михал. На словах «со всем» он сделал едва заметное, но понятное обоим ударение.
Михалу вдруг стало хорошо, ему действительно захотелось выпить, но что-то такое, чего у него самого а доме не было.
— Хотите снова меня подловить? Знаете, как я это называю? — заговорил Кужела. Но тут в дверях появилась Ружа с подносом, уставленным вымытыми кружками и стаканами, и он сразу умолк, бросив на нее свирепый взгляд.
Михал дружески кивнул Руже и обратился к Кужеле.
— Выпьем, — предложил он как ни в чем не бывало.
— Это он с удовольствием, — заметила Ружа, пожилая, усталая, болезненного вида женщина с длинным бледным лицом и тонкими, сухими губами. — Чего это вы тут? — спросила она Михала.
Глаза Кужелы забегали.
— Не видишь разве, у нас дела! — буркнул он.
Ружа почувствовала напряженность, висевшую в воздухе, и с интересом посмотрела на обоих. Она молча подвинула посуду и вернулась с пустым мокрым подносом на кухню.
Кужела, сжав губы, замер у стойки. Он чувствовал, что попал в западню. Михал никогда не позволил бы себе такого, если бы не знал чего-то. Проклятье! Дело было щекотливое и принимало опасный оборот. Оно могло кончиться плохо. Кужела вовсе не хотел вступать в конфликт с председателем кооператива. Хотя он и был вне себя от ярости, но понимал, что председатель предлагает ему выход из этой скверной истории, в которую его втянул Адам.