Он доплелся до стола и тяжело опустился на стул.
— А это письмо я получу обратно? — спросил он. — Мне бы не хотелось, чтобы из-за какой-то глупой писульки разразился семейный скандал. Я и без того сыт этим по горло. Вы меня здорово подловили!
— Конечно, получите. И все будет в полном порядке, — спокойно сказал Михал, решивший придерживаться прежней своей тактики. Он знал, что иногда такой способ куда результативнее, особенно если хочешь повернее узнать то, о чем только догадываешься.
Кужела поднялся, принес бутылку «Охотничьей» и две рюмки. Откупорив бутылку, он снова сел и налил водки. Они молча чокнулись, выпили.
Кужела понемногу отходил, гнев его сменился унынием.
— Дома теперь все в порядке? — не глядя на Михала, спросил он немного погодя.
— Вроде бы, — ответил Михал.
Он пил понемногу, глоток за глотком.
В окно Кужела увидел маленького Карлушку, который прибежал за лимонадом. Он с недовольным, почти враждебным видом налил мальчику лимонада и опять подсел к Михалу за стол. Он снова все взвесил и пришел к единственному выводу, что эту дубину Адама с его куриными мозгами надо было тогда выгнать взашей.
Когда бутылка опустела, Михал без единого слова достал письмо и разорвал его на мелкие клочки.
— Да, подкузьмили вы меня, — хмуро повторил Кужела. — Теперь я у вас в долгу.
Михалу было очень хорошо, должно быть, так же хорошо, как Руде Доллару в день отъезда.
Под вечер Михал, дожидаясь машины, которая должна была отвезти его в Залужицы, разговаривал в кухне с председателем местного национального комитета.
Вернувшись домой, он едва успел, громко фыркая, ополоснуться холодной водой и приняться за еду, как явился Петер Касицкий.
Михал сидел, удобно вытянув ноги, Катарина хлопотала у плиты. Он наслаждался минутами покоя, хотя и не сознавал этого. Бесконечные заседания и собрания целиком поглотили его. Он разъезжал по округе, словно чей-то уполномоченный, давал консультации и вмешивался в дела местных политиков. При этом был глубоко убежден, что никакой политикой он не занимается, а заботится только о нуждах поречан и их соседей.
— Похоже, они что-то задумали, Михал, — сказал Касицкий. — Явно хотят подставить мне подножку.
Касицкий не назвал ничьих имен, впрочем, в этом не было необходимости. Тяжело вздохнув, он продолжал:
— Ладно. Хоть немного поживу спокойно. С меня хватит. Работать с Вилемом — значит доконать себя.
— Оставь, — возразил Михал. — Выкинь это из головы. Не бросишь же ты дела теперь!
Хотя Михал и устал, после посещения «Венка» он был в приподнятом настроении. Да и вообще он был оптимистом. Тем более что, в общем-то, в кооперативе дела шли хорошо.
— Именно теперь, Петер, когда у нас непочатый край работы?! — продолжал он. — Знаешь, что я узнал? Кооперативы уже сейчас сдают столько молока, что молочный завод в Павловицах не справляется с переработкой. И молоко в цистернах везут в соседние районы, чтобы там его перерабатывать. А перевозка одного литра молока обходится дороже, чем его производство. Понимаешь?
— Ужасно! Это даже трудно себе представить, — возмутился Касицкий.
— Правительство уже столько затратило на нас, что теперь, когда капиталовложения должны бы начать возвращаться в казну, оно не может остановиться, оно должно сделать еще один шаг и помочь нам превратиться в настоящие фабрики продовольствия, — говорил Михал. — И этот шаг будет сделан не просто из добрых побуждений, а потому, что все хотят расцвета нашей страны, нашей жизни. Знаешь, именно это укрепляет во мне надежду на успех нашего плана. Должны же наверху знать и думать о таких вещах.
Касицкий вздохнул и вернулся к начатому разговору:
— Я уже по горло сыт своим председательством. Говорят, что вместо меня они хотят поставить Беду Сайлера.
Хотя разговоры об этом Михал тоже слышал, но считал их беспочвенными и не придавал им никакого значения.
— Ну нет! — резко заявил он. — Председателем комитета должен быть кто-то из членов кооператива. Все Поречье живет прежде всего кооперативом! И ты, Петер, будешь тянуть свою лямку и дальше.
— Слышал я, что цыгане из Гаваи при голосовании собираются меня вычеркнуть, — продолжал Касицкий. — Что ты на это скажешь?
Михал задумчиво посмотрел на него.
— Но ведь добрая половина из них даже читать не умеет. Как же они?..