Но Эда так ничего и не понял.
Когда Вилем увел его в сторону, он мрачно глянул на разорванный рукав рубашки и с досадой обронил:
— Проклятый Густа, очумел он, что ли? Не дал как следует врезать этому подлецу Людвику…
— А что, собственно, произошло? — спросил Вилем, хотя догадывался о причине драки.
Эда сплюнул.
— Ничего. Просто я ему сказал, что он крыса и подлец. Таких типов я, Вилем, не выношу. Меня от них тошнит.
Вилем посмотрел на него долгим взглядом. Сейчас, оказавшись лицом к лицу с Эдой, он мгновенно утратил хорошее настроение, которое появилось у него после разговора с Михалом.
— Да, все пошло у нас шиворот-навыворот… Знаешь, Эда, я должен тебе кое-что разъяснить… — почти официально сказал он.
VIII. ТОРЖЕСТВО
Как уже говорилось, драка между Эдой и Людвиком Купецом была запоздалым взрывом — следствием длительной напряженности. Она случилась в тот момент, когда опасность братоубийственной предвыборной борьбы уже миновала и волна вражды начала спадать. Вилем несколько раз, хотя и с болью в сердце, публично заявлял, что ныне Касицкий — самый подходящий и вообще единственный кандидат на пост председателя комитета и что лично он будет его поддерживать. В ответ на это Михал снял с Вилема и Сайлера обвинение, которое вызвало такую бурю страстей и послужило причиной стольких волнений.
Уже явно ощущалось, что дыхание Поречья становится размеренным и спокойным. Все страхи остались позади. Душевному успокоению способствовали также и другие обстоятельства. Основные весенние работы закончились. Солнце грело вовсю. Если ночью, случалось, шел тихий теплый дождичек, то утро было обычно погожее. Дни стояли — краше не придумаешь. Весна шестидесятого года была в Поречье просто великолепной. Наконец пришло сообщение, что дождевальная установка готова и находится уже в пути.
Кто-то в «Венке» даже заявил: «Выборы в Поречье теперь, можно сказать, и не нужны. Все ясно заранее». Это заявление было совершенно правильным, хотя единство поречан не возникло самопроизвольно и не было таким радостным, как в начале весны, когда они все вместе приводили в порядок площадь.
Особенно тяжело переживал провал Эда. Поведение Вилема его глубоко разочаровало. Два дня он старательно избегал встреч с ним, считая и его изменником. Но Вилем, решив предотвратить полный разрыв, сам отыскал Эду и завел с ним долгий разговор. Он покаялся и признал поражение, которое уже было предрешено, разъяснил положение вещей.
— Послушай, ведь на этом наша жизнь не кончается. А потом, по-моему, вообще ничего особенного не произошло. Между прочим, пока все остается так, как было. И если хочешь знать, наша позиция в комитете даже станет сильнее, потому что Керекеш всегда будет держать нашу сторону. Поэтому, я думаю, надо, чтобы выборы прошли гладко. Это имеет и международное значение — нашей партии и правительству важно, чтобы все кандидаты получили как можно больше голосов. Эти выборы должны пройти наилучшим образом, потому что товарищ президент Новотный после них должен подписать новую конституцию.
С таким государственного характера доводом Эда согласился, хотя и без особой радости.
Прямо-таки животворное воздействие на поречан оказало торжественное открытие часов на башне костела. Монтаж их завершился несколько позже, чем предполагалось по первоначальному плану. И произошло это потому, что механикам очень понравилось Поречье, да и Павловицы тоже — они жили там в гостинице и приезжали в село на автобусе. И все же они закончили монтаж в самую пору — за неделю до выборов. Но уехали не сразу, задержались в селе еще на три дня. Погода стояла прекрасная, они купались в Душе и были готовы в любую минуту, если вдруг в часах выявится какой-нибудь дефект, тут же все исправить. Мастера хотели сдать свою работу с отличной оценкой, чтобы никто и никогда не мог на них пожаловаться.
Пуск башенных часов состоялся в субботу, накануне выборов, и начался он небольшим богослужением и освящением. В торжестве, состоявшемся в сквере перед костелом, на сей раз приняли участие почти все жители, празднично одетые, торжественные. Сознание, что речь идет о важном для всех деле, стерло на этот раз религиозные различия. В сквере буйствовали яркие краски молодой зелени и огненно-красных тюльпанов. Вокруг белой, лентами и ветками украшенной башни с квадратным, холодно поблескивающим, словно пластина льда, циферблатом кружили голуби. Все было прекрасно, настолько прекрасно, что никто не посетовал, когда два уставших голубя уселись на большую стрелку часов и та под их тяжестью немного сдвинулась вниз. Напротив, всем, кто стоял на площади, задрав вверх голову, это показалось даже забавным.