Проходя по мостику, они наметанным глазом окинули все вокруг. И сразу, не сговариваясь, оба направились к покрытой сочной травой полянке, неподалеку от берега.
Тяжелые дубовые створы шлюза, вставленные в глубокий забетонированный желоб, были открыты. Речка текла спокойно. Через выложенный деревом водосброс, у которого в случае необходимости закрывались створы, с журчаньем и всплесками стекала прогретая солнцем вода. С другой стороны полянку окаймлял ольшаник. Переливающаяся на солнце пышная листва молодых деревцов отбрасывала тень, и лишь местами — то тут, то там — сквозь зеленый заслон ветвей пробивались трепещущие лучики солнечного света. Но большая часть поляны была на солнцепеке. Так что каждый мог выбрать себе местечко по душе. Теплый, ласковый ветерок доносил запах касатика. На берегу реки — низком и пологом — громоздились принесенные течением бревна, сухие ветки и кора, пучки сена. На кустах, растущих у самой воды, тоже виднелись следы речных наносов. Кругом царило величавое спокойствие. Место это было прекрасно и днем, в лучах солнца, и вечером, при свете луны.
Здесь и расположились наши устроители. В тишине был слышен лишь плеск воды да стрекот кузнечиков в траве. Адам потянулся с блаженной улыбкой. Оба разделись и в одних трусах, взяв циновку, мешок и ведро, направились к затоке, в устье которой торчали черные колья.
Раскатав циновку, Адам и Эда вошли в воду. Циновку, укрепили под водой между кольями. В центре тростниковой перегородки, закрывшей теперь все неглубокое русло реки, под водой было круглое отверстие. Адам, стоя по пояс в воде, еще заканчивал укреплять циновку, а Эда уже шагал вдоль берега. Метрах в ста от устья затоки он сломал большую ветку и снова влез в воду. Он бил веткой по воде у поросших кустарником берегов, шлепал ногами, разбрызгивал и мутил воду. Он гнал рыбу вниз, туда, где стоял Адам.
Адам ждал ее в полной боевой готовности, приставив к отверстию в циновке мешок. Вначале он даже не видел Эду, а только слышал, как тот шлепает по воде, — затока была извилистой. Потом заметил, как спокойная водная гладь вокруг него заволновалась, зарябила на солнце. Показался Эда. Над его головой кружила потревоженная мошкара. Стремительно проносились, плясали, то появляясь, то исчезая, пестрые бабочки, комары, мухи, стрекозы. Сверкая на солнце, они со всех сторон облепляли Эду.
Вдруг Адам почувствовал в мешке первый сильный толчок. Он быстро приподнял мешок, сунул внутрь руку, ловким движением ухватил карпа и выбросил его на берег.
По мере того как Эда — весь в тине и водорослях — приближался к устью, рыбы становилось все больше, и скоро возле Адама вода уже кишмя кишела. Наталкиваясь на неожиданное препятствие, рыба искала щель, чтобы улизнуть. Но тут-то и попадала прямо в мешок. В траве на берегу билось уже штук тридцать рыбин: три щуки, несколько карпов, лини, голавли, лещи, окуни и сазаны. Мелких рыбешек, головастиков, тритонов и двух испуганных лягушек Адам вытряхнул из мешка в воду.
Усевшись на берегу, Адам и Эда принялись чистить и потрошить свой улов. Кучу внутренностей, на которую с жужжанием слетались мухи, Адам выбросил прямо в воду — пусть кормятся ими другие окуни и судаки, пусть растут и жиреют. Короче говоря, пусть подрастают для следующего пиршества.
На полянку, где был лагерь, они вернулись с ведром, доверху наполненным рыбой. Двух самых больших карпов и щуку Эда нес в руках.
В мешочке у них была припасена соль, смешанная с перцем. Ничего другого для стряпни им и не требовалось. Адам послюнил палец и поднял его вверх — ветерок дул со стороны речки.
Через несколько минут вспыхнуло и весело заплясало пламя костра — дровишки для него приготовили быстро. Это была узкая и длинная — около двух метров — полоса огня. Пламя и легкий белый дым потянулись в сторону ивняка. С наветренной стороны, слегка наклоненные к костру, выстроились пруты с нанизанной на них рыбой. Большие рыбины были продеты от рта к хвосту. Маленькие, нанизанные по три-четыре штуки, казалось, плыли по воздуху. И у всех рыб, в меру поперченных и посоленных снаружи и изнутри, на спинке были сделаны поперечные надрезы — чтобы не съежились. Ни пламя, ни дым их не касались. Они пеклись на жару, которым обдавал их костер.
Почти одновременно неподалеку от этого костра вспыхнул другой, обложенный камнями. Здесь в закопченном котелке жарились нарезанные вместе с зелеными перьями золотистые луковки. Вторым блюдом, по замыслу Вилема, должен был быть гуляш. На него пошло мясо, привезенное из Павловиц. Время от времени Адам с Эдой прикладывались к бутылке, что стояла рядом на траве.