Ни малейшего следа лестницы здесь не оставалось.
– Назад, братцы, нельзя. Еще часа два, та штольня тоже осядет.
Люди молча слушали… Голос штейгера глухо звучал здесь. Пламя факела шипело и разгоралось, колеблясь под струей воздуха то в одну, то в другую сторону.
– Подождать тут? – робко предложил кто-то.
– Чего ждать?
– Помощь дадут, сверху.
– Как тебе помощь дать, когда, сказывают, всю шахту скривило, да камень опружило. Опять же и эта штольня не надежна. Нижняя осядет, не станет и эта держаться.
Опять только шипение факела и тяжелое дыхание нескольких десятков грудей.
– Одно еще!.. – задумался штейгер.
Толпа теснее сомкнулась вокруг.
– Этот Воскресенский рудник выходит в старый, в Знаменский. Кто работал там?
– Один Иван.
– Иван! Ну, он плох. Работал, да забыл. От него и слова не допросишься.
Иван в это время, словно и не о нем речь шла, пристально всматривался в глубину штольни, даже выпрямился; подслеповатые глаза раскрылись, по лицу бежали какие-то тени. Старческое, все в морщинах, оно то и дело меняло выражение. То ужас, то какая-то радость, то недоумение… Даже руку ко лбу приставил, словно оттуда, из той черной тьмы прямо в лицо ему бил сильный, ослепляющий свет.
– Мог бы он нас вывести, – сказал один рабочий. – Он работал. Да куда, у него и слова нет нынче… Десять лет молчал.
Но тут случилось совсем неожиданное дело.
Иван схватил за руку рядом стоявшего парня и показал ему рукой прямо в глубь штольни. Того так и шатнуло, когда он взглянул в широко раскрывшиеся очи старика.
– Не в себе… – зашептали кругом.
– Иду! – звучно крикнул старик Иван, словно отвечая кому-то.
Толпа отхлынула прочь от него.
– Иду, иду! – повторил Иван.
Подошел штейгер с факелом. Иван к нему обернулся. Лицо точно озарено каким-то внутренним светом.
– Видишь… Христос!.. Шестьдесят лет не было, сегодня пришел… Вон Он… Вон… Зовет, всех зовет.
– Куда?.. Кто?..
– Христос, говорю… Вон… Белый стоит… Рукой манит… Иду, иду, Господи!..
И совершенно неожиданно он выхватил факел из рук штейгер и высоко поднял его над собой.
– Христос спасет… Всех спасет. Иду, Господи, иду!.. Вон Он, вон Он – Милостивый… И старик мой с ним. Иду… иду…
Не оглядываясь назад, не опуская высоко поднятого факела, старик, словно разом окрепший, двинулся прямо в глубину штольни уверенным, твердым шагом. Кто дал силу его слабым ногам, кто выпрямил эту впалую грудь? Не узнать было Ивана. Штейгер, после минутного колебания, махнул рукой рудокопам и те, вместе с ним, сдерживая дыхание, не смея проронить слова, двинулись за стариком. Казалось, действительно, какая-то чудесная сила вела его. Не глядя вниз, он обходил зиявшие там и сям провалы, переступая через громадные камни, выпавшие из скривившегося от старости свода. По дороге штейгер велел зажечь еще несколько факелов, и черные клубы дыма ползли за молчаливой толпой, то отражая на себе багровое зарево пламени, то пропадая во мраке, еще тяжелее густевшем позади. Попадая под колыхавшийся свет факелов, выступали влажные своды и стены. Изредка в самое пламя падали капли, сочившиеся сверху, и шипели в нем, словно перед смертью, испуская свой последний вздох.
– Иван! – позвал его кто-то из шедших позади.
Тот не обернулся; все так же пристально, не отводя глаз, он всматривался в Кого-то, видимого ему одному.
– Иду, Господи, иду!.. – повторял он только по временам, и как-то странно было слушать его голос таким сильным, точно он выходил из молодой здоровой груди. Какое возбуждение подняло его истощенные силы и в последний раз раздуло их ярким пожаром?
– Кто там? – догнал его штейгер. – Кого ты видишь, Иван?
– Давно не было… Мальчиком был, видел… Вон Он, белый весь… Осиянный… Во тьме, словно солнце, грядущий… Иду, Господи, иду!
Больше уже не расспрашивали его.
Штольня упиралась в скалу, и точно что-то озарило старика.
– Тут Он прошел… Тут… Вон еще свет Его виден… – указал он на глыбы земли в стороне.
Рудокопы живо принялись за лопаты.
Несколько ударов в мягкую породу – и оттуда хлынула такая сильная струя воздуха, что чуть не сорвала она и без того колыхавшееся пламя факелов. Очевидно, штольня когда-то продолжалась здесь, но осыпавшиеся своды и стены в одном месте засорили ее, и именно там, где она обходила скалу.
Не успел еще образоваться выход, как старик уже скользнул в него.