– Знаю.
– И понимаешь, к чему я говорю?.. Нужно быть готовым ко всему, Ниночка!
– Мы уже говорили с тобой об этом. Изменять не нужно!
– Спасибо, милая… Эх, Нина, Нина, цены ты себе не знаешь!..
И неведомая нежность объяла обоих. Словно проснулась далекая молодая любовь, которая была там, вдали, на золотистых песчаных горах, летними тихими вечерами. И потянуло к той далекой поре. Матушка вспоминала Липиги, старую мельницу, брата, сестру, белый монастырь на горах… Счастливая пора! Пора молодости, первых порывов, вдохновения… Теперь идет сама жизнь – суровая, великая. Они уже не новички в ней. Они уже горят. И знают они, что всякому горенью бывает конец: чем больше огонь, тем скорее конец… Ну что же: они не свернут с дороги!..
Отец Георгий никогда не требовал платы за требы. И крестьяне сами совестились давать что-нибудь в руки самого батюшки. В их глазах батюшка был выше этой платы. За него, если бы это было нужно, они отдали бы свою жизнь… Но они платили своему батюшке, платили хлебом, овощами, холстиной, принося все это на батюшкин двор. Обычно выходила к ним матушка и конфузилась:
– Милые! Зачем так много!..
– Сама ты у нас милая, матушка! Сделай милость, прими за его и свои труды!..
Крестьяне не придерживались старого порядка «давать» за каждую требу. Требы шли сами собой, плата – сама собой. И в глазах крестьян таинства, молебны, панихиды не оскорблялись соединением с ними известной платы…
– Виноградцу-то в этом году не уродил Господь. Пожалуй, больше двух пудов не соберешь. Тогда надо полпудика хорошенького отобрать батюшке с матушкой! – говорил в конце лета обладатель единственного на хуторе маленького виноградного сада Денис Курин…
– Старуха! Порешил я царьградские теренинки батюшке оставить. Нонче они очень хороши, – заявлял своей жене садовод Никита Пьянов.
– Да холстинки надо им сготовить почище, – прибавляла старуха.
Однажды на сходе несколькими человеками был поднят вопрос:
– Братцы! Нашему батюшке следовало бы садик устроить. Чтобы летом отдыхать. Флигелек там ему поставить. А то в доме летом душно… Право, братцы, следовает…
И все, как один человек, согласились устроить «обществом» батюшке сад и флигель.
Деньги совестились отдавать прямо в руки батюшке и матушке, а отдавали в правление казначею, под расписку, и тот уже передавал батюшке. Батюшка был святой, душевный человек, и его берегли, и пользовались им только «для души».
«Доход» был прекрасный. Отец Георгий получал гораздо более, чем ему нужно было для поддержания себя и жены. И весь излишек он отдавал бедным крестьянам. Отдавал потихоньку, чтобы никто не знал. Но сами бедняки не сдерживали своего обещания молчать и рассказывали всем про щедрость батюшки.
И это еще более подымало отца Георгия в глазах хуторян.
Отец Георгий бывал в домах своих прихожан часто. Зайдет, благословит всех, поцелует маленьких, спросит о житье-бытье и уйдет. После его ухода в крестьянской семье долго стояла какая-то необычная, милая, ласковая, святая атмосфера…
– А у нас, Софроньевна, батюшка сегодня был! – сообщала кума Настасья куме Маланье.
– Да и у меня был, болезная! – отзывалась та. – Приходит, а у меня содом: не подметено, ребятишки орут. Думаю – срам какой! А он, как ангел небесный: приласкал всех, благословил, спросил, куда мужик поехал. Потом ушел, а у меня, веришь ли, в душе словно Светлое Христово Воскресение. Право слово!
– Правильный батюшка! – умиленно вздыхала кума Настасья.
– У меня батюшка сегодня чашечку чаю выпил, – рассказывал перед вечерней, в караулке, старый дед Емельяныч, живущий всегда на своей пасеке, у околицы. – Всходит ко мне, а я как раз с самоваром расположился. Ну и присел. Говорил он, как за границей пчел водят. Чудно водят. Не по-нашему! Книжечку мне принес. Занимательная книжка! Советовал, чтоб я, значит, сам книжку себе достал из города. И достану! Потому – очень занимательная…
Ночи наступали холодные, сырые. Однажды отцу Георгию пришлось в полночь идти напутствовать больную. Возвратясь домой, он заболел. Болела голова, тошнило. На другой день, вечером, к нему пришли два крестьянина и передали от имени хуторского схода:
– Береги себя, батюшка! Если лошадку надо, мы справим. Ты не сомневайся: справим обязательно. Только поберегай себя!..
Отец Георгий поправлялся плохо. Профессор ездил за доктором на станцию, но доктора там в это время не оказалось: он сам уезжал куда-то лечиться. В хутор поехал земский фельдшер. Он осмотрел больного, постучал молоточком, с сосредоточенным серьезным видом, и сказал, что болезнь скоро пройдет.