На стол положили шапку со жребиями, батюшка помолился, и все по очереди стали тянуть жребий. Вытянувшие номера встали в стороне, как бы уже отделившись от общины, от своих семей и сродников, как бы уже не принадлежа себе. Батюшка всех по отдельности благословил иконой, и они пошли в город, не обращая внимания на вопли цеплявшихся за них жен и плач детей.
И никто из них после войны не вернулся.
Так святой остаток перед Россией не посрамился. В городе об этом случае патриотизма писали в газете, разбирая историю их бегства от несправедливой угрозы наказания и разорения. Начальство уже знало о них, но никто их не трогал и не беспокоил. Конечно, на деревню наложили налоги да еще забрали на фронт несколько мужиков, но колхоз не устраивали и церковь не разоряли.
Наконец-то долгая война окончилась победой, и в деревне справили Троицу, Духов день. Люди радовались, да и вся весенняя природа торжествовала, погода стояла отличная, а батюшка Иоанн угасал. Давно уже были посланы ходоки на отыскание нового священника и фельдшера, что в те времена было нелегким делом. Но вот, как-то ранним июльским утром ходоки, нахлестывая лошадей, въехали не деревенскую улицу. В телеге сидели двое новых людей. Первого по большой бороде и черной одежде опознали как духовное лицо. Это был иеромонах Питирим, выпущенный на свободу из лагеря еще в сорок третьем году и до сих пор сидевший без прихода. Вторая была улыбчивая румяная девушка в гимнастерке и пилотке, с медалью «За боевые заслуги». Оказалась она демобилизованной военной фельдшерицей Смирновой Нюрой.
Отец Питирим, еще крепкий, лет под пятьдесят человек при въезде в деревню легко спрыгнул с телеги, широко перекрестился и, пав на колени, поцеловал землю. В деревне это оценили и решили, что батюшка будет не гордый и благодатный. Отец Питирим уже знал историю святого остатка и понимал, куда его привезли. Фельдшерицу Нюру сразу повели осмотреть болящего батюшку Иоанна. Старик сидел на своем одре, свесив босые ноги на пол, и с хрипом тяжело дышал. Вид у него был мученический, глаза плакали, а жилы на шее вздувались и прыгали. Фельдшерица, осмотрев больного, выпустила ему из вены банку густой черной крови и сделала укол камфоры. Больному полегчало, и он улегся высоко на подушки. По мнению фельдшерицы, батюшка к вечеру или ночью должен был отойти.
Отец Питирим, облачившись, тут же начал служить молебен за здравие с водосвятием. Батюшка, слушая слова молебна, успокоился, одобрительно кивал головой и благословлял старческой худой рукой отца Питирима и собравшийся народ, которого порядочно набилось в дом, так что пришлось распахнуть все окна для воздуха. Батюшка вскоре уснул, и весь народ с отцом Питиримом вышел во двор. Отца Питирима повели в пещерную церковь, и он, осмотрев ее, сказал народу, что это единственная действующая церковь на всю область. Все храмы закрыты и порушены. Да если какие храмы и откроют, то служить в них все равно некому, потому как все священство в области сведено большевиками под корень. Так что затерявшаяся в тайге Богом хранимая деревня воистину есть Святой Остаток.
Взяв в дароносицу запасные дары, отец Питирим пошел исповедать и причастить больного. Поскольку батюшка уже говорить не мог, отец Питирим провел глухую исповедь и причастил умирающего Святыми Дарами, а также совершил над ним соборование. Батюшка знаками показал, что пора читать канон на исход души. Вокруг дома собрался народ, женщины плакали, а мужики стояли без шапок, понурившись. Отец Питирим громко читал канон. На восьмой песне батюшка перекрестился и предал душу Богу. Отец Питирим опустил покойному веки и, выглянув в окно, сообщил народу, что батюшка преставился. Народ завыл и с плачем стал расходиться по домам. Что говорить, потеря была велика, умер пастырь добрый, которого чтили больше отца родного.
Гроб с телом поставили в церкви. Лицо, как и полагается, было прикрыто расшитым воздухом. Отец Питирим отслужил панихиду, а перед отпеванием долго и печально звонил в обрезок рельса. Отпевание было по чину погребения священников. Батюшка лежал исхудавший, как бы уже бесплотный, держа в руках крест и Евангелие. Читали Апостол, Евангелие, канон, и хор пел жалобно и тихо. Всей деревней подходили отдать последнее целование. Выносили с преднесением намогильного креста и пением ирмоса «Помощник и Покровитель». Похоронили на Архангельском кладбище, поставив на могиле большой крест из кедра. Когда все разошлись на поминки, на могилке осталась сидеть батюшкина любимая собачка. Она не ела и не пила, а по ночам скулила и подвывала. Отсидев трое суток, собачка куда-то ушла. Так ее больше и не видели.