Даже по телефону я услышала, как у нее в голове закрутились шестеренки. Скорее всего, она прикидывала, получится ли сегодня продать свои почки на черном рынке, а завтра вручить нам деньги.
– Наши подписчики в Твиттере уже спрашивали, могут ли они как-то помочь, – добавила я. – Хотят устроить сбор.
Я бездумно завела аккаунт в Твиттере еще весной 2011 года, когда Джейсон устроил мне сюрприз и подарил телефон. Пользуясь тем, что меня все равно никто не читал, я по большей части постила туда всякий бред в духе «Коснись его, – простонал мистер Квиддити. – Дотронься до штуковины мистера Квиддити» или «Чужой и Хищник е*утся в лесу. У самки течка, так что сношение похоже на бойню. Арнольд вынимает и взбирается на нее». Все эти проникновенные откровения удивительным образом помогли мне найти некоторое число друзей, а вскоре начался приток совершенно незнакомых мне подписчиков – очевидно, поклонников всякого рода грязи и бессмыслицы. Связи, выкованные в горниле пошлости и абсурда, воистину крепки.
– Эти твои интернет-торчки? – недоверчиво спросила мама. К тому времени ее представление об интернете как о пристанище убийц и маньяков эволюционировало в убеждение, что это некий универсальный наркотик, который можно каким-то образом гонять по вене. Особую ненависть она питала к Твиттеру – с тех пор, как наткнулась там на аккаунт пользователя под ником «Сатанинская Конча».
– Твит – это форма искусства, – убеждала я ее. – Как скульптура или исполнение национального гимна подмышкой.
– Это не искусство, когда в нем есть зло, – утверждала она.
– Только тогда это и становится искусством, мам.
Но в итоге именно эти интернет-торчки каким-то образом объединились и собрали для нас нужную сумму – менее чем за двенадцать часов. Без юмора не обошлось. Переводы в размере $4.2, $6.66 и $69.69 делали люди под никами «пушка_рыгушка» и «ТВОЙ СЛАДКИЙ ОТЧИМ». Донаты сопровождались не менее бесценными шуточками. Переводили деньги все, и бедные, и богатые: и человек, написавший сценарий для тв-шоу про остров, и стриптизерша по прозвищу «Пузырёк», переславшая нам все свои чаевые за прошлую ночь, и комик, нагрудные волосы которого напоминали трех выдр, слившихся в неторопливой оргии по пути к его шее. Я знала этих людей и в то же время не знала. Это было так неожиданно и потрясающе, что мне было тяжело смотреть на непрерывно обновляющийся счетчик, как на источник слепящего света, – словно сама Щедрость вдруг выпрыгнула передо мной и распахнула свой плащ. А на утро Джейсон разбудил меня и сказал, что пора закрывать фандрайзинг [15] – мы собрали достаточно. Это был его тридцатый день рождения. В тот день он плакал.
Как только хаос немного поутих, моя мама приехала нас навестить.
– Я примчалась, как только смогла, – сказала она, заключив нас в такие крепкие объятия, словно пыталась оказать первую помощь при удушье. Она приехала спасти нас.
– Мам, ты, наверное, жутко устала, – сказала я, хотя это была чистая формальность. Моя матушка напоминала сверхъестественного монстра, который не спал тысячу лет, все время питался мощными энергетиками, а по его венам бежал чистый кофеин. Она провела за рулем десять часов. Удивительно, как она еще на ногах держалась.
– Нет, я вовсе НЕ УСТАЛА. Я наглоталась антигистаминных, – заявила она. На улице сгущались сумерки, и сладкая парочка с орлиным зрением остановилась неподалеку, с интересом нас разглядывая. Мы шли в «Старенький Розовый Дом», подвальный паб, где всегда играл джаз, чтобы поесть крабовый суп с хересом и черным перцем. – Они на меня всегда действуют так, что я чувствую себя бодрой и полной энергии!
– Зачем тебе антигистаминные? – спросила я.
– Наш врач считает, что у меня АЛЛЕРГИЯ на твоего ОТЦА, – сказала она, и эти слова эхом отбились от каждой лавки в живописной аллее. – Ха-ха-ха! Так ему и надо.
От одного взгляда на мою мать зрение Джейсона улучшилось. А она повернулась к нему и с озабоченностью чуть-чуть съехавшей медсестры сказала:
– Расскажи мне про свой недуг.
Он попытался максимально просто донести до нее суть операции. Мы решили не посвящать ее в самые щепетильные и кровавые подробности, чтобы она потом не принялась накручивать себя.
– Хирург просто вскроет поверхность моего глаза, возьмет такой, ну знаете, отбойный молоток, разобьет старую линзу и вставит новую.
«Отбойный молоток?» – одними губами переспросила я. Действительно, почему бы не вложить в голову моей матушки картину, на которой ему в глаз засовывают булаву?