XXXVII. Эпилог
В Грановитой палате, в столовой избе, у великого государя с боярами сиденье. Тут же и святейший патриарх Иосиф с освящённым собором.
Великий государь и святейший патриарх и бояре думают: великая смута и крамола охватила всю русскую землю; все низовые города взяты вором на копье; воеводы, дети боярские и служилые люди прияли от злодеев наглую смерть; царские рати либо осилены вором и побиты, либо передались злодею; замутилась вся русская земля, и что будет дальше — Богу ведомо…
Ниоткуда — ни луча надежды…
Как быть? что умыслить? где набрать столько ратей?
Великий государь сам думает идти чинить промысл над крамольниками… Но с кем? где его воеводы? Все они оказались бессильными…
Отвратил Создатель лицо своё от людей своих… За чьи грехи?…
«Услыши ны, Боже, Спасителю наш, упование всех концев земли и сущих в мори далече!» — шепчет святейший патриарх, поднимая глаза к лику Спасителя.
Дьяк Алмаз Иванов, угрюмо уставившись в какую-то бумагу, прислушивается, кажется, как за окном ворона каркает…
Думают бояре — есть им о чём подумать! — на них идёт эта страшная буря: а кто их укроет? Ромодановский, Шереметев, Борятинский, Долгорукий? Но от них нет вестей; да и гонцы их все погибают в пути — всех ловят и убивают крамольники.
Вон как постарел Алексей Михайлович за этот год… И сколько потерь: жену потерял, дочь и двух сыновей похоронил… «И бе дом его пуст»…
Слышатся подавленные вздохи да карканье вороны за окном…
И на крыльце, где обыкновенно собирались стольники, стряпчие и дворяне, теперь не слышно «шумства» и споров; напротив, испуганным шёпотом передают собравшиеся один другому, что будто бы уж и Симбирск взят и выжжен, взята и разорена Казань, Лысково, Нижний, Темников, Корсун, Саранск, оба Ломова, Пенза, Арзамас — все в руках у злодеев, — что все холопи и крестьяне разбежались, режут и вешают господ, жгут боярские усадьбы, — что хлеба в полях потопчены, потравлены или выжжены, — что скоро страшный атаман, которого ни пуля, ни сабля не берут, нагрянет в Москву… Куда деваться?.. где спасение?..
Алексей Михайлович ждёт совета от святейшего патриарха, на него вопросительно поглядывает — не вразумит ли его Господь?
А святейший патриарх только шепчет, глядя на лик Спасителя: «Услыши ны, Боже, Спасителю наш, упование всех концев земли и сущих в мори далече»…
И Он услышал!..
Там, на крыльце, или на дворе, пронёсся вдруг ропот не то изумления, не то испуга:
— Гонец!.. гонец пригнал!.. с какими вестями?..
И столовая изба вся встрепенулась — точно шум ветра прошёл по ней…
Глаза у всех уставлены на дверь — ожидание, томление, испуг…
«Услыши ны, Боже!..»
Гонец в дверях — едва переступает порог, он бледен, шатается он, кажется, скоро грохнет на пол… Он ничего не видит — ни царя, ни бояр…
— Поддержите… он упадёт…
Бояре его поддерживают… Он силится говорить…
— Великий государь!.. воевода князь Юрий… твои государевы рати… вора Стеньку… и его толпища… разбили наголову…
Крик радости вырвался из сотни грудей. Все крестились…
— Самого вора Стеньку… Воин Ордин-Нащокин… саблею посёк в голову… а Воина изрубили…
Гонец не договорил. От Симбирска до Москвы он загнал семь лучших коней — не спал и не ел во весь путь…
Гонца увели, он потерял сознание…
Все оглянулись на старого Ордина-Нащокина, который сидел недалеко от царя: по лицу старика текли слёзы — слёзы скорби и радости.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
В 1982 году «Комсомольская правда» опубликовала сенсационную повесть Василия Пескова «Таёжный тупик», рассказывающую о судьбе семьи Лыковых, проживших вдали от людей, в сибирской тайге многие годы. Кто они, как сказались там, что заставило их самоизолироваться от человеческого общества?
Это были отнюдь не робинзоны двадцатого века и не искатели приключений — религия стала причиной многолетнего затворничества Лыковых, включившего в себя нелёгкую борьбу с природой за своё выживание и приведшего, в конце концов, не только к таёжному, но и жизненному тупику,
Истоки случившегося ведут в глубь русской истории, в её семнадцатый век.
Именно тогда в России начал складываться единый рынок: интенсивно развивалось производство, переживала подъем торговое промышленная деятельность, шёл процесс накопления капитала.
Укреплялась, становясь всё более и более неограниченной, власть царя Алексея Михайловича. Абсолютизм законодательно закрепился в Соборном Уложении 1649 года.
Постепенно прекратилось функционирование сословно-представительных учреждений — земских соборов, местное самоуправление, осуществлялось воеводами, обладавшими огромной властью.