Примкнув к движению Иисуса, эти грекоязычные евреи продолжали молиться в своих синагогах. Однако, как сообщает Лука, отношения между арамеоязычными и грекоязычными членами движения осложнились. Согласно Деяниям, разногласия начались из-за распределения еды. Двенадцать апостолов назначили для этой цели семь грекоязычных дьяконов, чтобы самим иметь возможность больше времени посвящать молитве и проповеди{55}. Но рассказ Луки полон противоречий, и ясно, что обязанности дьяконов не сводились к распределению провизии. Одним из них был Стефан, харизматичный проповедник и чудотворец, другой из семи, Филипп, стоял во главе миссий в нееврейские области Самарии и Газы{56}. Читая повествование Луки между строк, можно предположить, что эти дьяконы составляли верхушку отдельной «эллинистической» конгрегации в движении Иисуса, которая уже проповедовала в языческом мире.
У Луки получается, что незначительный спор из-за еды стремительно перерос в расправу над Стефаном. Некоторые иудеи диаспоры, приверженные иудейству, пришли в ярость от либеральной проповеди Стефана и привели его к первосвященнику. Они желали остановить его любой ценой: «Этот человек не перестает говорить хульные слова на святое место сие и на закон. Ибо мы слышали, как он говорил, что Иисус Назорей разрушит место сие и переменит обычаи, которые передал нам Моисей»{57}.
Лука утверждает, что эти обвинения были сфабрикованы и подкреплены лжесвидетельством. Однако он сам вкладывает в уста Стефана проповедь, которая завершается решительным отвержением храмового культа! Как мы сказали, этот вопрос был яблоком раздора. Взгляды Стефана отчасти разделялись кумранитами и крестьянами, отказывавшимися платить подати. Согласно Евангелиям, Иисус также предрек гибель Храма{58}. Когда Стефан воскликнул: «Вот, я вижу небеса отверстые и Сына Человеческого, стоящего одесную Бога», – обвинители в ярости побросали плащи у ног юноши по имени Савл, вывели Стефана из города и побили камнями. Рассказ об этой трагической истории Лука завершает фразой: «Савл же одобрял убиение его»{59}.
Павел появляется на сцене года через два после казни Иисуса: в 32 или 33 г. н. э. О его предыдущей жизни нам почти ничего не известно. По словам Луки, он был родом из Тарса; родители привезли его в Иерусалим мальчиком. Сам Павел гордо говорил о своем безупречном еврейском происхождении: «Обрезанный в восьмой день, из рода Израилева, колена Вениаминова, еврей от евреев, по учению фарисей, по ревности – гонитель Церкви Божьей, по правде законной – непорочный»{60}.
В XVI в. Мартин Лютер заявит, что Павел мучился из-за своей неспособности «творить положенные по закону дела», но никаких признаков этого в Павловых посланиях не видно. Напротив, он с уверенностью говорит, что был образцовым иудеем и соблюдал Тору «непорочно».
О деятельности фарисеев до Иудейской войны мы знаем очень мало. Судя по всему, это было пестрое движение, объединявшее людей разных взглядов. И хотя впоследствии фарисеи заложили основы талмудического иудаизма, у нас нет оснований предполагать, что Павел разделял идеи, разработанные раввинами после Иудейской войны.
Возможно, Павел посещал грекоязычную еврейскую школу в Иерусалиме. Он отлично говорил по-гречески, Священное Писание изучал в греческом переводе, а также освоил искусство риторики. Однако его воспитание не было сугубо религиозным. Со II в. до н. э. фарисеи активно участвовали в политике и были готовы умирать, а подчас и убивать за свои взгляды. По-видимому, в начале I в. некоторые из них весьма агрессивно проповедовали иудейство и наказывали инакомыслящих вроде Стефана, чтобы сплотить евреев в условиях римской оккупации{61}.
Павел давал понять, что в прошлом был очень ревностным фарисеем: «…и преуспевал в иудействе более многих сверстников в роде моем, будучи неумеренным ревнителем отеческих моих преданий»{62}.