Вот и здесь, в Новопавловске, он собирал очередной отряд построенных, или, вернее, полупостроенных, кораблей, чтобы пустить их вниз по Дону.
Ушаков зашел мимо дремавшего часового в избенку, что стояла над Доном, далеко раскрывая обзор речной долины.
— Лейтенант Федор Ушаков прибыл на праме номер пять!
Стоящий у подслеповатого окошка военный моряк медленно развернулся.
— Вижу, что прибыл! У тебя чего моряки за борт валятся? Аль мало кормишь?
Ушаков смутился:
— Ваше превосходительство, не моряки они еще. Ни под парусом, ни на веслах как следует ходить не умеют. Учу их.
— Ну учи, учи. Да быстрее. Нам не век по степным речкам ходить. Скоро в море. Пройдут по Дону-то?
— Должны пройти, мы неплохо двигались, хотя все было. И волок, и весла, да и парус помогал.
Вице-адмирал запахнул шинель и сел в невесть откуда взявшееся здесь резное кресло.
— Вот смотри, что я графу Чернышеву пишу и вскорости отправлю.
Он выхватил лист бумаги у недвижно сидящего писаря и зачитал:
— «Успех в строении судов по состоянию времени и людей идет так, что больше, кажется, требовать мне от них не можно, в чем могут свидетельствовать спущенные на воду суда… всего спущенных судов на воду кроме нынешнего и машины с понтонами пять, сверх того уже на воде состроенных шлюпок 10, палубных две, 8-весельных восемь, яблотов 12, прочие же суда в Павловске обшивкою внутри и снаружи одеты, выконопачены и к спуску приготовляются… а на будущей неделе, если вода помешательства не сделает, уповаю спустить все», — Сенявин помолчал, строго посмотрел на Ушакова и потряс бумагой: — Ты понимаешь, лейтенант, что мы тут совершаем?! А?
Ушаков не успел ответить, что понимает, видит, что все говорят о флоте, но его еще нету, и видит его силу пока еще один неистовый вице-адмирал. Но тот закашлялся, затрясся, махнул рукой:
— Я вот сюда прилягу, шубой накроюсь. Лихорадка чертова еще из-под Кольберга терзает. А ты про Дон расскажи, про устье, что там ждать можно? С лоцманом шел? Или по карте? Как солдатики-то на кораблике, в мореходцев превращаются?
Ушаков долго рассказывал про капризы Дона, заносы песчаные в устье, где можно застрять надолго, про круговерти опасные и про то, как надо бы отбирать во флот людей бесстрашных, воды не боящихся.
— Где их взять-то? — ворчал Сенявин. — Не будешь же всех из Архангельска да Новгорода тащить, там Балтийский флот на них держится. Надо южного мужика с морем связать. Он здесь тоже сметливый да понятливый. А ты сам-то откуда родом? Ярославский? Ну вот, губерния — тоже для мореплавателей подходящая. Гриша-то Спиридов ведь тоже оттуда.
Не сразу понял Ушаков, что это он о главном ныне адмирале России, о Григории Андреевиче Спиридове и его эскадре. Сказал с почтением:
— Великая миссия им досталась. В какое логово подались, с самым большим флотом встретятся. Каково-то им там?..
Сенявин присел, задумался и доверительно обратился к Федору:
— Я, признаться, сам на них с величайшей завистью смотрю. С природы-то я не завистлив был, даже до сего случая ни к чему… А теперь под старость черт дал зависть. Рассуди: они все ведут службу прямо по своему званию по морю да и на кораблях, а я, как гренадер, пешком.
Тень печали и болезни легла на лицо Сенявина, он задумался, но ненадолго: шумной толпой ввалились офицеры, строители, кричали друг на друга, указывали пальцем, хватали за кафтаны и мундиры.
— Хватит! — крикнул вице-адмирал. — Пора помириться! Державное дело вершить.
— Ваше высокопревосходительство! Алексей Наумович, но он же весь лес на свой корабль забирает. Не успел я уехать на ту верфь, вы же знаете, что я один и тут и там. Он лес вывез и все на один корабль, другие стоят.
— Что самовольничаешь? Не твоя ведь усадьба, что хочу, то и ворочу, — загромыхал, преобразившись из больного старика в грозного адмирала, Сенявин.
— Алексей Наумович, — приложил руки к груди высокий капитан 2-го ранга, — мне доделать малость осталось, и корабль готов, а лес завтра будет, везут уже.