— Лучше ли у них армии? А артиллерия? А корабли? А как устройство по руководству флотами?
Федор объяснил, а адмиралтеец с удовольствием добавил, что русским флотом управляет Адмиралтейств-коллегия из пяти членов: генерал-кригс-комиссар, генерал-интендант, генерал-цейхмейстер, генерал-цалмейстер и генерал-контролер. В ведении каждого была своя экспедиция: комиссариатская, интендантская, артиллерийская, казначейская, контролерская. У каждого экспедитора были свои помощники — оберы. И он надеется, что скоро будет таковым обе-ром в своей интендантской экспедиции.
А потом Федор немного поважничал, позагадывал Даше и Ивану морские загадки. Те силились отгадать, качали головами, хохотали, когда он объяснял им, что сие значит.
— Вот ты, Ваня, скажи, что значило бы по-твоему: быть на ветре.
— Ну так тут дураку понятно: обвеваться ветром.
— Так, да не так. Сие значит: иметь преимущество перед другими кораблями. А еще не бояться ничего, быть удачливым. А вот еще о ветре говорят собеседнику, что ты имеешь ветер. С одной стороны, то значит — скорость имеешь, а с другой — значит быть в милости, в успехе. — Федор подошел к Дашеньке, погладил ее по голове и сказал: — Французский учишь? — Та кивнула. — Скажи, как понимать их выражение: порт де салю?
Даша зарделась, подумала и неуверенно сказала:
— Может, порт приветствия?
— Ну, может быть, а у моряков то значит гавань для убежища или дом, место, в котором следует искать покровительства. У меня такого места, пожалуй, и не было. А ты, отец, как поймешь сие морское выражение: скроить штаны?
Федор Игнатьевич, увлеченный общей игрой, хохотнул:
— Ха, догадываюсь, что не в портновском смысле, наверное, у вас там его употребляют…
— То-то и оно-то. Сие значит заставить гонимое судно поставить все паруса и употребить все средства для ухода.
— Братик, а что едите в голом море? — снова вмешалась Даша.
— Да все, Дашенька: солонину, рыбу, кашу, сухари. Я разносолов не прошу, все ем и себя приучаю к разному. У нас один офицер из французов ловил морских рыбок, червей, улиток, медуз, уксусом заливал, солил и ел.
Даша взвизгнула, прикрыла рот:
— А ты, братец?
— Я тоже рюмку водки выпил — и съел. Море, оно к умеренности и всеядности клонит.
Федор Игнатьевич разумом давно понял, что сын, повидавший света больше его, живет неведомым ему порядком и законом. Его же законы предполагали жестокую власть командира. Строго спросил:
— Моряков порешь?
— Я их, батя, учу. Сие главное. Мудрость офицерская состоит в том, чтобы править людьми, а не истуканами. Человека и наказать можно за провинность, а истукану все едино: наказывай, не наказывай.
— Ну а моря-то боишься?
— Петр I сказывал: боишься пульки — не ходи в солдаты. Так и у нас: боишься моря — не ходи в моряки. Я же собираюсь до самого вечера дней моих на море служить.
— Амуритесь, поди, там, за рубежом? Девицы заморские, чай, лучше наших? — подмигнул Степан. Даша заполыхала лицом, всплеснула руками:
— Какие там красавицы, чай, лучше и милее наших нету.
— Только и свету, что в окошке, — буркнул Степан, а сестра со вздохом, словно давно думала спросить об этом, тихо вымолвила:
— А ты, Федя, что не женишься, аль не присмотрел еще? У нас вот в Алексеевке у Дмитриевых есть девушка красивая, небогатая, но нрава хорошего.
— Не женись, Федька! Погуляй, поезди по белу свету, успеешь ярмо завести, — вдруг зло перебил Степан.
Жена его опустила глаза, а потом сорвалась и почти бегом выбежала в другую комнату. Федор Игнатьевич вздохнул и, окутавшись дымом, встал:
— Ну, еще по одной — и отдохнем…
…В светелке Дарья откинула одеяло и грустно сказала:
— Беда у нас, Феденька. Степка-то пьет до бесчувствия, а она-то, женка евонная, глазищами-то своими так, бестия, и рыскает, сам видишь. Степан злится и бьет ее. А коли мы не даем, на дворовых вымещает. Не знаю, что и будет…
И второй раз за вечер спросила:
— А ты-то, Феденька, как? Аль не полюбился никто?
Федор покачал головой и с нескрываемой грустью сказал:
— Жду, Даша, жду. Однолюб я.
Сестра с сомнением и недоверием посмотрела на брата. Поверила, наверное, но не согласилась.
— Ты ведь малых любишь, все Ваню ласкал. Без семьи-то негоже, братец. С моря вернешься, а дома покой и порядок. Ждут тебя, накормят, приласкают.
Федор успокаивающе улыбнулся:
— Для меня и в море порядок и покой, там я с Богом, сестрица.