"Под себя жлоб подгребает! - тихой ненавистью звенела мысль в голове следователя. - Королем стать решил! Давай, Гришутка, дерзай!.. Пирог большой от Петра Васильевича остался, и "капусты" ой как много. Смотри, Гриша, не подавись".
- ..Под вечер зайди ко мне в кабинет. Доложишь, что удастся собрать по мужу Рогожиной. Завтра, - торопливо выдавал план действий Ветров, отправишься в Москву, расскажешь, сам знаешь кому, что у нас стряслось. Успокоишь - бабки будем выплачивать как положено, как при Хрунцалове, без перебоев!
Баранов напрягся:
- Московские друзья Петра Васильевича мне неизвестны. Я же так, на подхвате...
Ветров, поколебавшись секунду, поманил следователя пальцем. Почти прикасаясь губами к его уху, он прошептал фамилию скороговоркой, проглатывая буквы. Но повторять не пришлось.
По отвисшей челюсти Баранова подполковник догадался - сказанное понято.
Едва ворочая языком, Марк Игнатьевич вымолвил:
- Неужели сам берет?
- Только давай! - довольный произведенным эффектом, воскликнул подполковник.
- Обалдеть! - выдохнул следователь, зажмурив глаза, как будто их ослепило яркое солнце.
Ветров тихо предостерег:
- Ты, Марк, язык за зубами держи...
- Ясное дело!
- Это фигура политическая! - Григорий Константинович осторожно потрогал собственную шею. - Подставим его - нам головы не сносить! Он отмоется, а нас слопают со всеми потрохами.
Следователь кивал, ловя каждое слово, произнесенное Ветровым. Фамилия высокого покровителя покойного Хрунцалова не сходила со страниц центральных газет, не было дня, чтобы его вечно озабоченное лицо не промелькнуло в выпуске новостей, в репортажах из Государственной думы, с правительственных пресс-конференций.
Баранов раньше догадывался - у мэра есть "крыша" в Москве, его бизнес опекает кто-то весьма могущественный, имеющий влияние и причастный к государственным делам. Но чтобы... Даже в мыслях Марк Игнатьевич не смел повторить фамилию.
- Мы наличкой платим? - робко поинтересовался Баранов, тут же поняв, что сморозил несусветную глупость.
Подполковник покровительственно усмехнулся.
- Угу! Тачкой "капусту" привозим. Просто к парадному подъезду. Нате! Забирайте! - он всхрапнул, точно застоявшийся жеребец. - Марк! Ты идиота на освидетельствование повезешь, попроси психиатров, чтобы тебя проверили. На глазах глупеешь! - Григорий Константинович стал серьезным. - Все! Слишком много вопросов для одного утра. Вечером расслабимся, выйдем из стресса, тогда потолкуем. Ты сосредоточься на дебиле и муже Рогожиной. Постарайся обстряпать дело. Я проверю бумаги Хрунцалова, повспоминаю, кто в контры с ним вошел. Конкуренты Петра Васильевича завалили, козлу понятно... Но кто?
Он ведь делился, умел отмазываться! - цедил Ветров, пересыпая речь словечками из блатного жаргона. - Ничего, найдем скотов, по своим каналам выйдем на заказчика! Вот тогда, Марк, придется руки красной водичкой попачкать, - верхняя губа подполковника приподнялась, обнажая ряд ровных белоснежных зубов. - Миром, чувствую, нам не разойтись! - продолжал по-волчьи скалиться Григорий Константинович. - Положили падлы глаз на хозяйство Петра Васильевича, но мы без боя его не отдадим, - желваки заходили по скулам подполковника. - Вперед, Марк, пора действовать! отрывисто пролаял он, подталкивая следователя к двери.
Стоянка перед центральным входом была заставлена милицейскими машинами. Среди людей в форме затесались зеваки, персонал профилактория. Женщины горестно всплескивали руками, переговаривались, сбившись в тесные кучки.
Толпа оживилась, когда вывели Юрчика. Лицо слабоумного превратилось в бесформенную кровоточащую массу. Идти самостоятельно Юрчик не мог. Его волоком тащили по мокрому асфальту, покрытому островками подтаявшего снега.
- Подгони машину! - сипло проорал старшина, уставший возиться с избитым до полусмерти юродивым.
Водитель милицейского "козла" резво запрыгнул в машину. Толпа подалась вперед. Раздались возмущенные выкрики:
- За что Юрчика раскровенили?.. Он мухи не обидит. У, мордовороты!
Симпатии собравшихся были на стороне арестованного.
Старшина попятился, но тут же спохватился, растопырил свои тараканьи усы, повелительно прокричал:
- Назад, бабы!
Из толпы выступил оклемавшийся после ночной пьянки Степаныч. Тараща мутные глаза, не понимая, что происходит, он подошел к старшине, подергал его за рукав куртки:
- Браток! Куда вы его?
Усатый милиционер брезгливо посторонился:
- Свали, дед, в тундру! Задержан он. По подозрению в убийстве. Понятно?
Отставной майор хохотнул, приняв слова говорившего за неудачную шутку.
- Блажишь, старшина! Юрчик - убийца? - Он нагнулся, внимательно рассматривая лицо приятеля, затем резко выпрямился. - Ты кости парню ломал? - в голосе звякнул металл.
Из-за широкой спины Степаныча выглядывала старческая физиономия сторожа Егора.
- Ты, бандюга, человека увечил! - Кочегар схватил старшину за меховой ворот куртки. - Полицай!
Придерживая сбившуюся набекрень шапку, старшина пытался освободиться. К нему со всех сторон бежали милиционеры, выскакивающие из машин, точно черти из табакерки.
- Папаша, клешни убери. Я - лицо при исполнении, - бормотал старшина, утративший служебную спесь. - Начальник.., подполковник его обработал!
В этот момент стеклянная дверь распахнулась.
- Почему задержанный еще не в машине? - рассерженным баском произнес подполковник, окидывая толпу взглядом. - Что за сборище? Расходитесь; товарищи, расходитесь! Здесь не цирк.
Кочегар оставил старшину. Задыхаясь от негодования, подошел к Ветрову:
- Нельзя, товарищ подполковник, так с людьми обходиться!
Тот помахал рукой перед носом:
- Протрезвей, дед! - Он презрительно смерил взглядом отставного майора. - Давай бегом отсюда, а то...
С побелевшим лицом Степаныч сделал еще шаг навстречу.
- Что? - шел на обострение конфликта кочегар.
- Организую тебе душ за казенный счет, - пообещал подполковник, намереваясь обойти настырного старика стороной.