Оба милиционера делали уже третий круг у бассейна. Ветров то и дело подбирал бутылки, где оставалась хоть капля спиртного. Баранов последовал его примеру, отбросив природную брезгливость. От разговора в горле у капитана першило.
- - Закроем дело - себя обезопасим! - горячо убеждал Баранова подполковник, окатывая его тошнотворными волнами густого перегара. Представь, начнут ворошить делишки Хрунцалова ребята из ФСБ или из Генеральной прокуратуры. Кончики веревочки обязательно нащупают. Потянут - и нас на свет божий извлекут. А у меня и у тебя, Марк, рыла в пуху...
- По самые... - Баранов хлопнул себя по паху.
- Вот и кумекай, кого следует к делу допускать-, кого гнать в три шеи. Подбери надежных ребят! - Голос Ветрова приобретал металлический оттенок. Чтобы язык за зубами умели держать. Стажера я от тебя заберу. Физиономия у него слишком интеллигентная. Пускай попрактикуется в другом отделе.
- Не стоит, Григорий! Я парня обломаю. Нам ведь нужны новые люди, улыбка искривила губы Баранова. - Инструкции твои я приму к сведению. Человечка нужного подберу. В крайнем случае пущу следствие на самотек. Но и ты обо мне не забывай, Григорий Константинович...
Про себя капитан прибавил: "Настриг "капусты", тварь, а теперь задергался. Моими руками отмыться от грязи хочет".
- Прирежем довесок к твоей доле. Я, Марк, друзей никогда не обделял! веско произнес подполковник, похлопав Баранова по плечу.
Высокий, точно колодезный журавль, милицейский старшина, обладатель длиннющих тараканьих усов, вбежал в зал бассейна.
- Товарищ подполковник! Еще одну нашли!
- Кого? - одновременно спросили следователь и подполковник.
- Бабу в номере! - забавно шевеля усами, ответил старшина, снимая шапку, словно отдавая дань уважения еще одной жертве преступления.
Лицо начальника вытянулось, приобретая пепельный оттенок.
- Я гостиничные номера осматривал, - быстро заговорил старшина, - зашел в двадцать первый, а на кровати сверток длинный, около него придурок этот сидит, песни распевает. Увидал меня - и шасть под кровать. Я его за ногу вытащил, двинул в торец, чтобы не дергался, - упоенно докладывал милиционер, не замечая, что Баранова и Ветрова вот-вот хватит кондрашка. - Дебил вырубился. Удар у меня пушечный, враз пяток зубов вылетает... Раскрутил я простыню, а там девка... - он остановился, чтобы офицеры смогли уловить захватывающий ход его решительных действий. - Остывшая уже и вся синяя. Я придурка к кровати наручниками пристегнул. Ребят позвал, пост выставил - и к вам!
Окончания речи усатого старшины ни Баранов, ни Ветров не дослушали. Оба со скоростью борзой, почуявшей зайца, метнулись к двери перехода.
Двадцать первый номер был зарезервирован для Хрунцалова. Никто другой не имел права в нем останавливаться. Апартаменты оформлял модный художник-дизайнер, приглашенный мэром из столицы. О том, сколько комбинат заплатил по счетам, выставленным московским специалистом, облагородившим интерьер номера, знала лишь главная бухгалтерша, Когда любопытные интересовались размерами суммы, у нее тут же подпрыгивало давление.
Допотопные, вечно протекавшие краны сменили сверкающие хромом американские смесители, рычащий унитаз в бурых потеках поменяли на дорогостоящее чудо испанского производства, напоминающее своими аэродинамическими очертаниями летающую тарелку. Специально для подруг Хрунцалова установили биде, на которое ходили поглазеть горничные, не привыкшие к буржуазным причудам.
Естественно, номер напичкали первоклассной бытовой техникой от экспресс-кофеварки до шикарного телевизора с огромным экраном. Окна комнат прикрывали стальные защитные жалюзи, предохраняющие уютное гнездышко Хрунцалова от воров и непрошеных гостей.
Посидеть с Петром Васильевичем в номере, побаловаться настоящим бутылочным пивом "Хайнекен" с горлышком, укутанным красивой золотистой фольгой, да под соленые арахисовые орешки позволялось доверенным лицам.
Номер состоял из двух комнат, ванной, совмещенной с туалетом, небольшой ниши в коридоре, где стояли электроплита и холодильник. Чтобы попасть в спальню, надо было пройти через зал. Плотные гардины плохо пропускали свет. Ветров, бежавший первым, зацепился за край низкого журнального столика, не разглядев его в сумраке. Падение было настолько неожиданным, что Баранов отпрянул назад, инстинктивно запустив руку в карман с пистолетом.
В спальне на широкой кровати среди сбитого в ком белья лежала молодая женщина. Нижняя половина ее тела была накрыта простыней, под голову подложена подушка. Казалось, она безмятежно спит, и только перехлестнутая удавкой шея говорила без слов - разбудить спящую никто уже не сможет.
Тонкая стальная струна петлей обвивала шею жертвы. Уйдя в кожу, она серебристой ртутной полоской проглядывала из багрового шрама, страшным ожерельем опоясывающего шею задушенной женщины.
Рядом, прикованный к дужке кровати наручниками, раскачиваясь всем туловищем, словно посаженный на цепь медведь, сидел Юрчик. Его разбитые губы выдували кровавые пузыри. Измусоленные штаны убогого были подозрительно влажными, а желтоватая лужа на светлом ковровом покрытии была весьма красноречива.
Ветров опознал убитую:
- Марина... Рогожина... Кошмар! - Он судорожно сглотнул, опустившись без сил на кровать, ставшую ложем смерти.
- Кто она? - тихо спросил Баранов.
По реакции подполковника он понял: убитая не просто "ночная бабочка", купленная для развлечений.
- Какая теперь разница? - тусклым голосом ответил Ветров.
- И все-таки, Григорий Константинович. Может, зацепимся за что-либо?
Подполковник нервно тряхнул головой.
"А у тебя, командир, печенка барахлит, - подумал Баранов. - Морда желто-серая, точно у замерзшего китайца".
- Рогожина была партнером Петра Васильевича, - гробовым голосом произнес Ветров, не сводя глаз с убитой.
- В смысле... - Капитан сделал неприличное движение бедрами.
- Деловым партнером! В первую очередь деловым.
Уж затем подругой! Она заведовала отделом института... - продолжал Ветров, надвигаясь на капитана. - Усек?
Баранов отрицательно мотнул головой.
- Через Марину прокручивался товар... - Грудь подполковника уперлась в физиономию капитана, не вышедшего ростом.
- Извини, Григорий! - примирительно сказал капитан. - Я же не знал. Так, видел Рогожину в обществе Петра Васильевича. Вы же меня в подробности не посвящали. Я у вас на подхвате. - Последние слова таили скрытую обиду. Она замужем?
- Разведенная! - Ветров опять уставился на убитую женщину. Стальная нить удавки приковывала его взгляд. - Муж - обыкновенный лох. Работал школьным учителем, потом подался в коммерцию и пролетел. Еле с долгами рассчитался... А Марина - женщина шикарная... - Он помолчал. - Была... Хваткая личность! Любому мужику фору давала. Голова шурупила, как компьютер. И тело у нее божественное... - Он глубоко вздохнул. - Вчера на празднике все самцы на нее заглядывались.
Излияния шефа поднадоели Баранову. Он не был сентиментальным и трупов видел предостаточно.
Мертвецы - предмет неодушевленный, иногда дурно пахнущий, иногда уродливый, представляющий сугубо профессиональный интерес.
Душевный трепет капитан испытал только один раз.
Выпускник школы милиции получил первое задание: прибыть в многоэтажный дом, выросший недавно на окраине города, вскрыть квартиру и произвести осмотр. Дежурный зарегистрировал звонок от жильцов дома. Две недели из квартиры не появлялся их сосед, а на лестничную площадку невозможно выйти из-за вони.
- Возможно, самоубийство! - предупредили Баранова, пожелав приятной встречи.
Тогда он не понял милицейского цинизма - защитной реакции на кровь и смерть, способа побыстрее сделать сердце черствым, невосприимчивым к страданиям других.
Капитан никогда не забудет, как дрожали поджилки, когда слесарь жэка топором снимал дверь с петель, как он читал сочиненную им же молитву, умоляя господа отложить испытание...
Самоубийцу - сорокалетнего холостяка - обнаружили в наполненной водой ванне. Он пролежал достаточный срок, чтобы впечатляюще распухнуть. Несчастный вскрыл себе вены. Потом следствие установило: из жизни мужик ушел на почве неразделенной любви и осточертевшего одиночества. Открыл кран с горячей водой, бруском заточил до остроты бритвенного лезвия обычный кухонный нож и исполосовал руки.