Глава четвертая
Три месяца спустя.
Душным июльским вечером, как раз накануне Собора святого архангела Гавриила[14] по лесной стежке, лежащей в стороне от Великоустюгского шляха, неспешно двигались скрипучие дроги, запряженные мохнатым, облепленным колючками монастырским мерином. Двигались дроги от села Морозовицы в сторону Кичменгского городка. Управлял повозкой отец Феона. Его извечный спутник и ученик, послушник Маврикий, сидел за спиной монаха и, спустив ноги с возка, беспечно болтал ими в воздухе, словно деревенский мальчишка, едущий с отцом на городской рынок.
Развлекая себя подобным занятием, Маврикий не уследил, как с ноги его слетела лыковая калига[15] и, совершив беззвучный полет по довольно высокой дуге, скрылась где-то в кустах боярышника.
– Ой-ой! – запричитал послушник, растерянно озираясь на учителя. – Отец Феона, лапоток-то мой улетел. Потерялась обувка!
– Ну, Маврикий! – сокрушенно покачал головой Феона, натянув вожжи.
Мерин, изумленный неожиданной задержкой, нехотя встал у поломанной березы и скосил на своих седоков большой желтый глаз, полный настороженности и недоверия.
– Ищи!
Подобрав полы ветхой однорядки, послушник резво соскочил с возка и, прыгая на одной ноге, скрылся в кустах. Феона проводил его озадаченным взглядом, осмотрелся вокруг и принюхался. Добродушная улыбка мгновенно слетела с его губ.
Маврикий, тяжело сопя и отплевываясь от лезущей в рот паутины, копошился между кустов в надежде отыскать пропажу. Но все было тщетно, время шло, а пропажа так и не находилась. Разочарованный и уставший, он сел на землю и, подняв глаза, оторопел от изумления. Старая калига, тихо покачиваясь, висела на суку прямо перед его носом. Сотворив крестное знаменье, он поспешно водрузил лапоть на холщовую обмотку, перепачканную землей и выскочил из кустов с радостным воплем:
– Нашел! Я – нашел!
Ответом ему был короткий порыв ветра, едва не сбивший с головы вязаную камилавку, да испуганное кудахтанье сойки, стремительно сорвавшейся с ближайшей сосны. Учителя нигде не было видно. Поляна была пуста. Только монастырский мерин, привязанный вожжами к стволу березы, невозмутимо обгладывал листву с ближайших кустов жимолости.
– Отец Феона! – растерянно озираясь по сторонам, позвал Маврикий.
На робкий призыв Маврикия ответа не последовало. Это обстоятельство, неизвестно почему, сильно встревожило послушника. Кажется, тот же лес, что и раньше, окружал его и теперь, но ощущал себя в нем Маврикий довольно неуверенно.
– Отче! – дрожащим голосом повторил он. – Ты где?
– Я здесь, – послышался за спиной негромкий, спокойный голос учителя.
Маврикий обернулся и, увидев неспешно идущего в его сторону отца Феону, облегченно выдохнул.
– Отчего оробел, сын мой? – спросил монах, подходя. – Вижу, калигу нашел? Молодец!
Феона, как всегда, выглядел бесстрастным и невозмутимым, но жесткие складки на лбу и плотно сжатые губы выдавали в нем высшую форму сосредоточенности и внимания. За те пару лет, что Маврикий провел рядом с учителем, он неплохо научился разбираться в особенностях его внутреннего состояния и его внешних проявлений. В данный момент послушник видел: учителя что-то очень сильно насторожило и обеспокоило. Настолько сильно, что тревога невольно передалась и Маврикию.
– Что-то случилось, отче? – спросил он, понижая голос до шепота.
В ответ Феона улыбнулся одними губами и, кивнув головой, сухо произнес:
– Да, кое-что случилось.
Он поманил послушника за собой и, отойдя шагов на двадцать в сторону от того места, где они остановили телегу, задал вопрос:
– Ничего не чувствуешь?
От усердия Маврикий выпучил глаза и со свистом втянул в себя воздух.
– Нет, отче, ничего! – произнес он разочарованно после небольшой паузы, во время которой пытался разобраться в своих ощущениях.
– А если еще раз? – спросил Феона, сдержанно наблюдая за потугами ученика.
Маврикий виновато пожал плечами и, как осторожный луговой сурок, стал принюхиваться к веткам и листьям окружающих его растений. На этот раз он уловил тонкий, едва различимый запах стреляного пороха с кислым привкусом остывшей крови. Поискав глазами, он увидел мушкетную картечь, расщепившую ствол молодой осины и застрявшую внутри, а также капли застывшей и уже почерневшей крови на кустах, росших вокруг пострадавшего дерева.
– Здесь кого-то недавно ранили или даже убили? – произнес Маврикий и с печалью на лице осенил себя крестным знаменем.
– Молодец! – похвалил монах послушника, не обращая внимания на его горестный тон. – Продолжай!