Озадачившись, я взял из лотка распечатку и понял, что держу в руках восьмую, и последнюю, рукопись Одди. Я не просто удивился и изумился, как вы, должно быть, подумали. Удивление и изумление выражают мгновенное потрясение разума, когда происходит нечто неожиданное. Удивление — это эмоциональный отклик, а изумление — ментальный. Я же был ошеломлен. В ошеломлении я ждал, пока рукопись напечатается, и в ошеломлении отнес ее на кухню, где сварил себе кофе и устроился читать в еще одном укрепленном кресле.
Титульной страницы не было, поскольку он никогда не давал названий своим книгам. Это Одди оставил на меня. На первой странице ждало следующее незамысловатое послание:
«Сэр, вот и последняя стопка странных страниц. Вы подумаете, что они не могли быть написаны в те пару часов, что прошли с момента моей смерти, но теперь я живу вне времени. Я могу выполнить работу всей жизни, пока с вашей стороны завесы пройдут считаные минуты Я знаю, что вы тяжело воспримете мой уход, поскольку вы добрый человек с мягким сердцем. Не скорбите по мне. Из этой истории вы узнаете, что у меня все хорошо. Главное обещание исполнено, и я нашел работу, которой, верите или нет, наслаждаюсь гораздо больше, чем приготовлением быстрых блюд в «Пико Мундо гриль». Я буду ужасно скучать, пока мы не увидимся снова.
Удивление, изумление, ошеломление и, наконец, благоговение. В благоговении разум пасует перед чем-то великим, значительным. Я спасовал безоговорочно.
Ужасный Честер был не из тех котов, что считали необходимым или хотя бы просто приятным утешать и искать утешения. Однако, пока я сидел за кухонным столом и читал рукопись моего горячо любимого друга, Честер прыгнул на мои широкие колени, свернулся калачиком и спал там, пока я не перевернул последнюю страницу.
Как было и в первых семи мемуарах, я изменил пару имен. Например, врагам Эди Фишер, которые не знают ее настоящего имени, оно вовсе ни к чему. Я придумал этот псевдоним, чтобы скрыть ее истинную личность и в этой книге, и в предыдущей — «Судьба Томаса, или Наперегонки со смертью». Других изменений не вносил.
Для последней книги у меня всегда было только одно название — «Святой Томас». О, как бы ему не понравился этот «святой»! Он предпочел бы что-то вроде «Повар блюд быстрого приготовления встречает свой конец, или как никогда Странный», а может, «Нащупывая путь к вечности». Но какое слово лучше описывает молодого человека, который готов отдать жизнь за друга и даже невинного незнакомца и при этом думает, что сделал недостаточно?
Урну с его прахом я держу над камином в гостиной, рядом с урной Сторми. Время от времени посматриваю на них, когда читаю, и улыбаюсь при мысли о том, как он стал бы подшучивать над крутым писателем детективов, превратившимся в сентиментального дурака. Я ношу в своем бумажнике карточку, которую он носил в своем — «Вам суждено навеки быть вместе», — и смею полагать, что эти слова не только про Одда и Сторми, но про всех нас.