Норман Кент выбрал увесистую дубинку, висевшую на стене невысоко, и снял ее.
Глава 12
Как Саймон Темплер расстался с «Анной» и заключил Патрицию в свои объятия
Найти в незнакомой сельской местности, да еще темной ночью дом, о котором известно только то, что он «на холме», особенно там, где холмов много, – задача, которую счел бы невыполнимой даже самый ярый оптимист. И когда Святой начал осматривать окрестности деревни, он это понял.
Но прежде чем он пришел в отчаяние, свет фар машины выхватил из темноты фигуру запоздалого крестьянина, бредущего по обочине. Святой был знаком с обычаями сельской жизни и знал, что спать здесь ложатся рано, часов в десять, когда закрывается деревенский трактир, поэтому увиденная им фигура могла быть только ангелом, посланным небесами. Определенно сегодня боги хранили Святого.
– Вы знаете «дом на холме»? – спросил он.
– А, этот-то? Знаю.
Тут Святой сообразил, что жители английской деревни воспринимают «дом на холме» как вполне достаточное описание, вроде того, как горожанин вполне удовлетворится указанием типа «ну, эта пивная за углом».
– Езжайте через деревню, у церкви сверните направо и держите прямо так с полмили. Мимо не проедете.
Святой прибавил газу, быстро доехал почти до вершины холма, остановился и выключил огни. Дальше он двинулся пешком. Возможно, его уже ждали, поэтому не стоило громко заявлять о своем прибытии.
Он был готов ворваться с оружием в любой дом, подходящий под описание «дома на холме», пока не доберется до нужного. Но лучше шума избежать и положиться на удачу.
Когда он шел, пистолет в кармане пиджака похлопывал по бедру; в маленьких ножнах, укрепленных на предплечье, Саймон ощущал небольшой, но надежный вес «Анны» – королевы кинжалов, созданной для крови и крещенной кровью. Это была не игрушка – она знала плоть и кровь и этой ночью вновь могла познать их.
Но какие бы предчувствия ни обуревали Святого, точно он ничего знать не мог, когда бесшумно крался вдоль непроходимой живой изгороди из терновника, окружавшей этот дом. Изгородь была выше его головы и совершенно непреодолима. Он убедился в этом, обойдя вокруг участка, миновать ее можно только в одном месте – там, где калитка. Но отойдя немного в сторону, он увидел верхний этаж дома, неявно вырисовывающийся на фоне темного неба. Изгородь заслоняла первый этаж. Саймон видел лишь фасад дома и на верхнем этаже – освещенное окно. Он замер, напрягая острый слух, но из дома не доносилось ни звука.
Это освещенное окно натолкнуло его на мысль.
Вероятно, охраняющие дом-крепость, ожидая нападения с целью освобождения их пленника, должны спрятать этого пленника туда, куда атакующие сумеют прорваться в последнюю очередь. Обычно пленников, почти инстинктивно, даже не ожидая нападения, помещали в подвалы или на чердаки. Но такой загородный дом вряд ли имел подвал достаточно большой, чтобы содержать в нем пленника, чья ценность в случае смерти от удушья будет равна нулю. Освещенное окно однозначно указывало на местонахождение Патриции, словно это было написано на стене двухфутовыми светящимися буквами.
Святой знать не мог, что провидение, до сих пор ему сопутствовавшее, позаботилось и о том, чтобы из-за неполадок на междугородной линии связи Мариусу не удалось связаться со своими людьми в «доме на холме». Но он принял все как должное, кроме обрыва телефонной линии. И он совершенно точно знал, не впадая в дедуктивные рассуждения, что Мари-ус прибудет сюда не позднее, чем через десять минут. Если уж чего-то добиваться, нужно добиваться быстро.
Святой на минуту задумался, стоя с внешней стороны живой изгороди, потом нагнулся и пошарил руками по земле в поисках мелких камешков, совсем мелких, чтобы не наделали большого шума, наконец нашел три подходящих.
Потом он зажег спичку, тщательно скрывая огонек в ладони одной руки, а другой на найденном в кармане клочке бумаги нацарапал: «Дорогая Патриция, я здесь. Брось кинжал обратно через изгородь, а потом подними шум, чтобы отвлечь их внимание. Я скоро буду. Саймон».
Он привязал клочок бумаги к рукоятке кинжала полоской ткани, оторванной от рубашки, и, несильно размахнувшись, бросил два камешка и услышал легкий звон оконного стекла. Он подождал. Если ответа не будет, значит, Пат связана или одурманена или еще что-нибудь... Мысль об этом заставила напрячься все его мышцы, они натянулись, словно стальные тросы... Он должен проникнуть внутрь, разумеется, не поднимая шума... Но не эта мысль заставила пульс биться чаще, а рот превратиться в узкую щель. Это была мысль о самой Патриции, о том, что с ней могло произойти, а может, уже произошло...
«Господи! – подумал Святой с болью в сердце. – Если они хоть коснулись ее своими грязными руками...»
Но прежде чем ввязаться в бой, 6 котором, без сомнения, жизни его будет грозить опасность, он хотел бы еще раз ее увидеть. Только увидеть еще раз ее благословенное лицо и память о нем взять с собой в бой, как знамя...
Он затаил дыхание.
Рама в окне медленно поднялась. Кто-то явно старался не шуметь. И в то же мгновение Святой увидел: то, что он посчитал оконным переплетом, на самом деле было частой решеткой.
А потом он увидел Патрицию.
Она с недоумением посмотрела в сад под окном, потом в сторону. Он видел чуть приоткрытые яркие губы, золото волос и блеск голубых глаз...
Святой уравновесил кинжал в руке и метнул в окно. Кинжал вонзился в подоконник рядом с рукой девушки.
Патриция вздрогнула, посмотрела на него и обо всем догадалась. Потом она схватила кинжал и исчезла в комнате. Прошло полминуты. Святой нетерпеливо ждал, опасаясь в любой момент услышать гул приближающейся машины, в которой может находиться только один человек – Мариус.
Но тишина ночи оставалась нерушимой.
Наконец Саймон снова увидел девушку, увидел, как ее рука просунулась сквозь, решетку и кинжал полетел к нему, сверкнув словно лучик лунного света...
После непродолжительных поисков Святой нашел кинжал в густой траве. К рукоятке был привязан все тот же клочок бумаги, на обратной стороне которого виднелись нацарапанные карандашом слова: «Здесь восемь человек. Благослови тебя Бог, родной! Пат».
Святой сунул клочок бумаги в карман, и кинжал скользнул в ножны.
– Благослови Бог нас обоих, Пат, удивительное создание! – прошептал он в ночной тиши и, посмотрев на окно, увидел, что она стоит на месте, пытаясь его разглядеть.
Он взмахнул платком, а она рукой махнула в ответ. На ее губах играла улыбка. Потом окно закрылось. И боль в его сердце уступила место песне...
Он не стал тратить время на поиски прохода через терновник, убедившись еще при первом осмотре, что живую изгородь так просто не одолеть. Но ведь всегда есть калитка. Назад, на дорогу!
Разумеется, именно здесь его и ждут.
Жалко было их разочаровывать!
Он мельком посмотрел на калитку. Вероятно, к ней подведены электропровода и установлена сигнализация, а где-нибудь, можно держать пари, находится и человек с винтовкой. Но другого хода нет.
Святой разбежался и прыгнул на открытое место.
Но лишь ноги его коснулись дороги, он тут же оттолкнулся и приземлился на глушащий звук шагов газон, в тень кустов. Притаился, снимая пистолет с предохранителя и недоумевая, почему никто по нему не стреляет.
Но удивление вскоре исчезло – он услышал в тишине очень слабый, отдаленный гул мощного мотора, который невозможно было ни с чем спутать. И тут же другой звук прорезал тишину – кричала от ужаса девушка...
Он знал, что это подстроено. Не сам ли он просил Патрицию так сделать? Разве он не знал, что Патриция Хольм не кричит без повода? Конечно... Но все равно крик подействовал, пробудил неистребимое желание защитить ее и мысль о том, что источник-то опасности оставался. В груди похолодело, словно он выпил ледяной воды. И снова в нем проснулось беспощадное и кровожадное чувство, ничего общего не имеющее с одеждой, которую он носил, оружием, которое у него было, или с крепостью, которую ему предстояло штурмовать.