Раздался звонок, и Святой пошел впустить гостя. Мистер Кент принес с собой экземпляр «Ивнинг рекорд», и его первые слова показали, что он прекрасно понимал эксцентричные поступки Святого.
– Если бы я предположил, что прошлой ночью ты был где-то около Эшера...
– Ты и приглашен для того, чтобы выслушать доклад об этом, – сказал Святой и жестом пригласил Нормана садиться, а сам устроился на краешке захламленного стола, на котором Патриция время от времени пыталась навести порядок. Она встала рядом с ним, и он обнял ее за талию. – Вот как это было, – начал он и без всяких околичностей обо всем рассказал.
Времена, когда были необходимы предисловия, давно уже для этих четверых миновали. Ему не нужно было объяснять мотивы своих действий. В коротких, полных жаргонных словечек, спокойных, но выразительных фразах он поведал о виденном в оранжерее дома вблизи Эшера. Двое мужчин слушали его не перебивая.
Но вот он остановился, и наступило короткое молчание.
– Воистину непостижимое изобретение, – заметил наконец Роджер Конвей, приглаживая светлые волосы, – но что это такое?
– Дьявол.
Конвей моргнул.
– Как написала газета «Кларион», это невозможно описать простыми словами. Какой-нибудь ученый сделает вид, что понимает, но так ли это на самом деле – другой вопрос. В лучшем случае он объяснит нам, что так модифицировали структуру газа и он может нести огромный заряд электричества, как несет его грозовая туча, только это будет отнюдь не грозовая туча. Это похоже на луч, но тоже не луч. Если вам угодно, это не может существовать, но тем не менее существует. И дело еще в том, что этот газ образует в атмосфере как бы губку, а Варган умеет заполнять ее миллионами вольт и ампер концентрированной молнии.
– И когда козел попал в это облако...
– Он как бы налетел на сеть из проводов высокого напряжения. В долю секунды козел сгорел, словно пылинка угля в раскаленной топке, остался только пепел. Недурная идея, а?
Норман Кент, темноволосый и мрачный, перестал смотреть в потолок. Он слыл неулыбчивым человеком и говорил всегда мало и только по делу.
– Лестер Хью Смит видел этот опыт, – сказал Норман Кент, – и сэр Рональд Хейл. Кто еще?
– Ангелочек, – ответил Святой. – Ангелочек видел это. Наш друг мистер Тил полагает, что это был один из нас, но он не знает, как этот тип направил на меня кольт. Прелестное создание, похожее на помесь Примо Карнеры[1] и гориллы-переростка, но с недоразвитым пальцем, спускающим курок, – иначе меня бы здесь не было. Но на какую страну он работает, предстоит выяснить.
Роджер Конвей нахмурился:
– Ты думаешь...
– Да, – сказал Святой, – но чтобы до этого додуматься, мне не потребовалось повязывать голову мокрым полотенцем.
Он постучал концом сигареты по ногтю большого пальца и намеренно неторопливо закурил. В особо напряженные моменты с помощью этой нехитрой пантомимы он давал время, чтобы посеянные им семена сами проросли в сознании аудитории.
Первым заговорил Конвей:
– Если начнется новая война...
– Да кто хочет развязать войну? – спросил Норман Кент.
Святой взял газеты, которые читал перед их приходом, и раздал присутствующим. На многих страницах были пометки синим карандашом. Отмеченными оказались совершенно не связанные на первый взгляд между собой сообщения – заявление главы могущественной державы, речь французского делегата в Лиге Наций, внезапное падение акций нефтяного треста, в результате которого потребовались новые капиталовложения в размере двухсот миллионов фунтов стерлингов, слияние крупнейших химических монополий, последние перемещения боевых кораблей, восстание в Индии, спланированная игра на повышение курса акций металлургических концернов и многое другое, привлекшее внимание Святого, вплоть до сообщения об аресте туриста-англичанина из Манчестера по имени Пинхидл, путешествовавшего автостопом, за драку с полицейским в Висбадене. Роджер Конвей и Норман Кент прочли все газеты и отнеслись к сообщениям скептически.
– Но люди не хотят новой войны, – сказал Конвей. – Все страны разоружаются...
– Блефуя при этом нещадно и надеясь, что другие им поверят, – перебил Святой, – а на самом деле каждая страна боится других и готова мгновенно вооружиться. Народ никогда не хочет войны и не начинает ее – о войне ему неожиданно сообщают политики, за спиной которых стоят деловые круги. И кто-то уже пишет мелодию для духового оркестра "мы – не – хотим – вас – терять – но – надо – идти – воевать", и миллионы глупцов идут на героическую смерть, даже не понимая, что происходит. Это уже бывало. Почему же это не может повториться?
– Наверное, человек ничему не учится, – заметил Норман Кент.
Саймон нетерпеливо взмахнул рукой:
– Разве какое-нибудь поколение училось на опыте прошлого? А где люди достаточно молодые, чтобы научить наше поколение? Хотя в современной литературе есть множество книг об ужасах войны, думаете, уроки прошлого восприняты? Говорю вам: я до изнеможения слушал мыслителей нашего с вами возраста, обсуждавших эти книги и пьесы, и я знаю: прошлое ничему не научило. Сознание молодого здорового поколения слишком оптимистично. Оно жаждет славы и легко забывает об ужасах. Скажу вам больше... – И он рассказал то, что услышал от Барни Мэлоуна. – Я изложил вам факты, – продолжал Святой. – Теперь представьте себе, что вы видите бегущего по улице человека с искаженным лицом, пеной у рта, орущего во всю глотку и размахивающего огромным окровавленным ножом. Если вам нравится быть дураком, вы можете сказать себе, что лицо его искажено потому, что он пытался съесть тухлое яйцо, кричит потому, что кто-то наступил ему на любимую мозоль, пена у рта потому, что он проглотил кусок мыла, а нож окровавлен потому, что он недавно зарезал цыпленка на обед и спешит сообщить об этом своей тетушке. С другой стороны, спокойнее и надежнее предположить: перед тобой – маньяк-убийца. Если же вы предпочитаете оставаться дураками и не видите во всем этом смысла, можете отправляться домой.
Роджер Конвей закинул одну ногу на подлокотник кресла, задумчиво потер подбородок и сказал:
– Значит, наша задача – разыскать шпиона и позаботиться о том, чтобы он не украл изобретение, пока правительство решает, что с ним делать?
Святой покачал головой.
Впервые Роджер Конвей, знавший Святого лучше всех, не уловил ход его мыслей. А Норман Кент, этот отчужденный и молчаливый человек, облек в слова гениальное или сумасшедшее озарение, посетившее Саймона Темплера восемь часов назад.
– Кабинет, – произнес Норман Кент из-за густой дымовой завесы, – может понять: решение не за ним... и без вмешательства шпионов...
Саймон Темплер посмотрел на друзей, и на мгновение ему показалось: он видит их всех впервые. Патриция глядела в окно на голубое небо над крышами Брук-стрит, и кто мог сказать, что она там видела? Роджер Конвей, обычно живой и веселый, молча ждал, позабытая сигарета почти обжигала ему пальцы. Серьезный и сосредоточенный Норман Кент тоже ждал.
Святой посмотрел на картину, висевшую над камином, и начал говорить:
– Если нам удастся всего лишь остановить противника, Англия будет обладать оружием неизмеримо более мощным, чем все известные боевые средства. Если же мы уклонимся от этой проблемы, можно держать пари, что рано или поздно какая-нибудь другая страна создаст оружие еще более страшное и Англия окажется в трудном положении. – Он помедлил, а потом так же спокойно продолжал: – Но шпионов сотни, и мы не можем бороться со всеми. Такой секрет, как этот, долго секретом не останется. И если разразится война, мы можем с удивлением узнать, что противник готов применить против нас наше же собственное оружие. – Он опять помолчал. – Я думаю обо всех мужчинах, которым придется сражаться в следующей войне, и о женщинах, которые их любят. Если вы увидите тонущего человека, неужели вы не спасете его только потому, что вам известно: через несколько лет он умрет еще более ужасной смертью?
1
Примо Карнера – боксер, чемпион мира в тяжелом весе. Варган, возможно, считает, что с ним поступили нечестно, поместив заметку о нем только на третьей полосе, но и данного сообщения достаточно, чтобы пробудить интерес бдительного иностранного агента.