В детинце он быстро нашел посадника. Им оказался степенный старик с хитрым, проницательным взглядом. Звали его Волотом. Когда Святополк рассказал ему о приготовлениях к походу киевских войск, тот спросил:
– А кто ты таков, отрок? Можно ли тебе верить?
– Из посадских я, – стал осторожничать Святополк, зная, что отец не пожалует за его действия. – В греческую веру креститься отказался и рад посодействовать вам, твердым сторонникам старины.
– А может, ты врагами князя Владимира подослан? Правил он у нас многие годы, прослыл ярым защитником язычества, от нас уехал тоже твердый в своих убеждениях. Было это десять лет назад, сопровождал я его в походе до самого Киева. Своими глазами видел, как князь рьяно взялся за прославление языческих богов, создавал новые капища, а в центре Киева воздвиг холм насыпной с истуканом Перуна-громовержца небывалой высоты, разукрашенного серебром и золотом. И когда дошла до нас весть о крещении киевлян, поняли мы, что это недругам его удалось перехватить власть у него и навязать народу свою волю. Разве не так все было?
– Не так, господин посадник. По повелению великого князя Владимира было введено христианство, а сам он принял новую веру за год до этого. По его приказу движутся войска киевские на Новгород, чтобы и вас заставить перейти в греческую веру.
– И кто ведет те войска? Сам великий князь?
– Нет. Во главе его стоит новгородец, князь Добрыня.
– Так он тоже отступился от старины, от наших обычаев? Ну, за это он крупно заплатит!
Вскоре ударил вечевой колокол, и на площади возле детинца собрался новгородский народ. Пришло столько, что не протолкнуться – и мужчины и женщины, и старые и малые. Святополк притулился в сторонке, боялся пропустить хоть одно слово.
На помост поднялся посадник Волот, поднял руку. Тотчас на площади стало так тихо, что слышно было, как на деревьях ссорились грачи.
– Господин великий Новгород! – обратился к народу Волот. – Плохая весть пришла из Киева. Князь наш бывший, Владимир, которого мы любили и лелеяли, изменил вере дедов и прадедов наших и заставить хочет, чтобы и мы последовали его примеру.
– А-а-а! – дружно выдохнула толпа.
– Приезжали к нам из Киева гонцы с тем же требованием, но думали мы, что это не князево решение, а его недругов, потому как был в свое время князь Владимир ярым и непримиримым язычником. Но, видно, ошиблись мы!
– О-о-о, – простонали новгородцы.
– И шлет сейчас на Новгород он войско киевское, чтобы заставить нас последовать за киевлянами…
– У-у-у! – угрожающе зарычала площадь.
– И ведет то войско князь наш Добрыня. Чем мы ответим на это насилие?
И тут выскочил на помост жрец Богумил, прозванный за красноречие Соловьем, высокий, длинноволосый, длиннобородый, и потрясая над собой кулаками, закричал страшным голосом:
– Лучше помереть, чем дать богов наших на поругание!
Толпа дружно взвыла. Богумил подождал, когда стихнет площадь, снова выкрикнул неистово:
– Пойдем и сожжем терем князя Добрыни и пепел развеем по ветру!
– Жену его гречанку на дерево!.. На костер ее! – поддержала толпа.
Площадь бурно забурлила в холодном бешенстве и стала вытекать в соседнюю улицу, направляясь к терему князя. Святополк, оттесненный рассвирепевшими людьми, издали увидел, как недалеко за домами поднялся серый дым, а потом он повалил клубами; порой вырывались яркие языки пламени, устрашающе готовясь перепрыгнуть на другие строения, но людей было много, и они не допустили этого. Только пошла гулять весть от одного человека к другому: и терем князя спалили, и жену его с домочадцами убили…
Новгородцы понимали, что после того, что они натворили, пощады ждать нечего, а потому сразу же начали лихорадочно готовиться к обороне: ковали оружие, доспехи и кольчуги, правили городские укрепления. Сотские спорили друг с другом, как отбивать противника: садиться ли в осаду или дать бой у стен города. Наконец пришли к единому мнению: войск подойдет не столь много, а потому к городу киевлян подпускать не следует, иначе они подожгут строения и других бед могут много понаделать. Стало быть, следует выйти в чисто поле и встретиться с врагом лицом к лицу.
Через две недели разведчики сообщили, что видели рать Добрыни. Тревожно забухал вечевой колокол, собирая воинов на смертный бой. Шли на него охотно и с большим воодушевлением, потому как за каждым из них стояли древние боги и самый главный из них – бог войны Перун-громовержец.
Наконец появились киевляне. Святополк взобрался на крепостную башню и видел, как развертывались отряды Добрыни, выстраиваясь в правильную линию. Из ворот крепости стали вываливаться новгородские силы, растекаясь по лугу. Немного понимал в военном деле Святополк, но слышал неоднократно от отца и других военачальников, что лучше всего сражаться строем. Строй, говорили они, удесятеряет силы войска. Так вот, с горечью вынужден был отметить, что новгородцы становились перед сражением толпой, кому где заблагорассудится, будто пришли они на вечевую площадь выслушать речи посадника и других витиев. В то же время Добрыня построил свои войска ровными рядами, которые стояли на большую глубину, чтобы труднее было пробить строй противнику. «Ничего, – успокаивал себя Святополк. – Зато новгородцев раза в два или три больше. Только бы не заробели, первыми ударили, обошли со всех сторон, окружили, и тогда никакой строй не поможет».