На крыльце великокняжеского дворца Болеслава со Святополком встретил дворский Прокл Кривой. Старик растерянно поклонился:
— Добро пожаловать, Святополк Ярополчич.
— А мне, значит, не «добро пожаловать»? — усмехнулся Болеслав.
Но дворский смолчал, хватило ума у старика не перечить чужаку.
Князья прошли мимо дворского во дворец, он следовая за ними, ожидая распоряжений. Вошли в главный зал, Святополк сказал:
— Позови, Прокл, княгиню.
— Ее нет, князь.
— Как нет? А где ж она?
— Она в Новгороде.
— В Новгороде? — Князья удивленно переглянулись.
— Да, в Новгороде.
— Когда ж ее увезли туда?
— А после, как князь Борис умыкнул свою жену, Ярослав сказал, чтоб, значит, не напали еще из-за нее, отправить ее с новгородцами к посаднику под замок.
— Вот дьявол, — закряхтел Болеслав. — Не идти ж нам из-за этого на Новгород.
— Так, может, поменять, — промямлил нерешительно дворский.
— Поменять? На кого? — уцепился за мысль Болеслав.
— На княжон.
— На каких?
— Ну, на сестер Ярославовых Предславу и Доброгневу.
— Так Предслава здесь? — Болеслав сразу плотоядно прищурил глаза. — Как славно. Где она?
— В своем терему.
— Ступай, старик, ты пока не нужен.
Дворский ушел. Болеслав прошелся туда-сюда по одной половице, взглянул на зятя:
— Ну что, сынок, надо попробовать сменять. А?
— Надо бы. Но кого пошлешь в Новгород? Кому доверишь такое дело?
— Да тут должен быть человек всеми уважаемый и даже почитаемый.
— Ежели б митрополит? Так он уж стар.
— Ну и что же? — оживился Болеслав. — Уговорим. Я сам к нему пойду. Уговорю.
Митрополит Иоанн, благословив пришедшего к нему князя, внимательно выслушал его и вздохнул:
— Куда мне ехать-то, сын мой, развалюсь ведь дорогой. Путь не близок..
— Не развалишься, святой отец, я тебе дам таких орлов. Сядешь в Киеве в лодийку, они тебя в ней и довезут до Новгорода. Тут сядешь, там выйдешь.
Вздыхал старик, мялся — видно, трудно ему было отказывать, но куда денешься:
— Я вон и каменный храм гоношу Святых апостолов Петра и Павла. Как же мне оставить сие дело богоугодное?
— Я тут присмотрю за строительством, еще и мастеров добавлю. Воротишься, храм-то и будет готов.
— Нет, сын мой, тут мой глаз нужон, мой пригляд.
Злился Болеслав, ни в чем никогда не имевший отказа, но старался не показать, что злится. Напротив, всячески умасливал старика. И даже припугнуть решил, не пугая, а вроде сожалея, вздохнул:
— Мне из Киева уходить нельзя, пока дочь в полоне. Вернется, тогда уж и домой можно.
«Ara, проняло, старый хрен», — подумал князь, заметив, как примолк митрополит, соображая над последними словами завоевателя. Ведь для Иоанна этот польский князь с его полком — завоеватели, недруги. Получается, что своим отказом митрополит продлевает их хозяйничанье здесь. Но и соглашаться сразу было как-то несолидно, по-мальчишечьи, только что «нет-нет» — и сразу «да». Покряхтел, покряхтел старик и наконец выдавил:
— Ладно, сын мой, я подумаю.
— Подумай, подумай, святый отче, — молвил Болеслав. — Ведь воротить великую княгиню из полона — дело тоже богоугодное. А за храм не бойся, построим. Приедешь уже освящать.
Вернувшись во дворец, Болеслав сказал Святополку:
— Старик очень упертый. Ступай ты, додави его. Просить не проси, бесполезно. Скажи, мол, поляков иначе не выдворишь, пока не вызволена из полона польская княгиня. На это он, кажется, поддается.
Святополк застал митрополита в великом расстройстве, чуть не плачущего.
— Как же, сын мой, мне не печалиться, — жаловался старик. — Храм-то Петра и Павла уж под крышку подвели, а мне уезжать.
— Что делать, отец Иоанн, иначе ведь их нам не избыть.
— Вот то-то и оно. Вон на Торге-то что творят полячишки энти. Хватают все, что понравится, а платить не хотят.
Святополку не пришлось «долавливать» старика, ой уж был додавлен Болеславом. Впрочем, и сам князь не менее иерарха был опечален: с чужим войском в свой город пришел.
И вечером, когда сели с Болеславом ужинать, сказал ему:
— Одному Киеву тяжело будет твой полк содержать, отец.
— Что ты предлагаешь, сынок?
— Надо бы кое-какие сотни развести по городам на кормление. Например, в Вышгород, Переяслав, Василёв, Любеч.
— Я согласен, сынок. Завтра же распоряжусь, а то мои охламоны в неделю Киев обглодают. Ты прав.
— И ты бы все-таки предупредил своих старшин и сотников, чтоб поменьше людей обижали. Понимаешь, отец?
— Понимаю, сынок. Да вот привезут Ядвигу, и я отправлюсь восвояси. Серьезно. Или я не понимаю твои заботы? Не горюй, — Болеслав похлопал зятя по плечу, — привезут тебе твою ненаглядную. А я… ха-ха, пойду поженихаюсь.