— А у тебя что? Десять?
— Ну и у меня, слава Богу, один Святослав. Но что их впереди ждет, когда они все вырастут — твой, мой, Рогнедины, Адилькины? Ведь передерутся…
— Ну, что уж ты так, Мальфрида?
— А ты забыла, кто твоего мужа извел? Вот то-то. Родной братец, наш новоженец, чтоб у него там все отсохло.
Арлогия усмехнулась над последними словами Мальфриды, которая разбередила память о делах грустных, печальных. Но промолчала. Оглянулась, отыскала глазами Святополка, ехавшего верхом за ее возком. Крикнула:
— Сынок, не устал?
Святополка такой вопрос рассердил: что он, не мужчина, что ли? Махнул на мать рукой, мол, не позорь человека, и придержал коня, чтобы подальше отстать от княгининого возка.
Ночевка в Овруче
Как и говорил Варяжко, до Овруча добрались лишь на третий день к вечеру. Город был невелик, окружен глубоким рвом, и въезжать в ворота приходилось по гулкому шаткому мосту.
Перед мостом Варяжко отъехал в сторону, остановил коня. Пропустил несколько телег и, увидев Святополка, ехавшего верхом за одной из них, махнул ему рукой: давай, мол, ко мне.
Мальчик подъехал усталый, почерневший от пыли и от солнца.
«Надо будет после Овруча уговорить его сесть на телегу, — подумал Варяжко. — Ишь, осунулся даже. Ребенок еще».
— Видишь этот мост, Святополк?
— Вижу.
— Посмотри, какой глубокий ров. Вот с этого моста и упал твой стрый[17] Олег, а на него свалились несколько коней и задавили его. А он ведь только из отрочества вышел.
— А как это случилось?
— Да все началось из-за старого хрыча воеводы Свенельда.
— Это который у Святослава был?
— Тот самый. Когда он воротился из Болгарии без князя, бросив его в порогах на растерзание печенегам, все в Киеве осуждали его: как же так, ты жив, а Святослав погиб? Он оправдывался, мол, князь приказал ему не останавливаться, а сам, мол, стал прикрывать его отход. Хорошенькое дельце — великий князь прикрывает спину своего слуги. Наоборот все должно быть. В общем, Свенельда в Киеве стали презирать. После гибели Святослава твой отец Ярополк, сидевший в Киеве, стал великим князем. А его младший брат Олег сидел здесь, в Овруче. И однажды на охоте повстречал Свенельдова сына Люта и, поскольку тот влез на чужие ловы, велел своим отрокам наказать его. Ну те и постарались, так его избили, что он, едва добравшись до дому, помер. Ну, конечно, Свенельд затаил злобу на Олега и стал подбивать Ярополка идти на него войной. И уговорил.
— Как же отец поверил ему? — удивился Святополк.
— Ну, он убедил Ярополка: Олег-де мечтает захватить киевский стол, пока не поздно, предупреди его. Ярополк хотел поехать к брату поговорить, а Свенельд ему свистит в уши: он тебя убьет, не лезь в ловушку. Ярополк и послал к Олегу вызов, выходи, мол, в поде, скрестим копья. Молод, юн еще был, на ратях не бывал. Думал, съедутся с Олегом, преломят копья, сядут за стол, выпьют по чарке, да и договорятся. Ан копье преломить — не чарку выпить, тут уж кровью пахнет. А где малая кровь, там и большая грядет. Сошлись киевляне с овручанцами в поле, ну где Овручу перед Киевом устоять. Спины показали, да столь дружно, что вот этого моста бегущим не хватило, многих в ров посталкивали, в том числе и князя своего.
— А что отец?
— Ну что Ярополк? Вошел в Овруч, велел брата звать мириться. А его найти не могут. На второй или на третий день вытащили из оврага бездыханного. Ярополк шибко плакал над ним, убивался. Свенельду кричал: «Ты этого хотел?»
— А что Свенельд?
— А что, молчит. А в душе, поди, доволен, отомстил за сына.
— А что потом?
— А потом будет потом. Видишь, все уже въехали в город. И нам с тобой пора.
И пестун Варяжко с княжичем Святополком въехали в Овруч последними. А там уже у потемневшего от дождей княжеского терема хлопотала Мальфрида, гоняя холопок туда-сюда. Они мыли полы, вытаскивали мусор, заносили с возов поклажу, из сараев тащили в терем, в одрины[18]. Повара прямо во дворе, установив котлы, варили ужин.
После ужина обе княгини ушли в терем, захватив с собой княжича Святослава. Святополк отказался идти на ночлег в дом.
— Я лягу на возу с Варяжкой, — сказал матери.
— Твоя воля, — не стала настаивать Арлогия, понимая, что теперь для мальчика главным становится пестун, и в душе даже была довольна этим. Княжича воин должен воспитывать, не женщина.
Варяжко сам приготовил ложе на телеге, растолкав узлы, подстелив где надо сена. Весь двор был заставлен подводами. Люди укладывались на возах, под возами, на сеновале и даже на крыше сарая. Кони, загнанные в летний загон, громко хрумкали, жуя свежее сено. В воздухе зудели комары, и даже дымок, струившийся из притушенного кострища, не мог их разогнать. Небо было ясным, звездным.