Он направляется к двери, останавливаясь только для того, чтобы дать мне последнее наставление.
— Даю тебе неделю, чтобы решить, что ты выберешь, — говорит он. — Смерть или брак.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Скарлетт
Ад пуст. Все черти здесь[6]
Шекспир
— Сегодня ночь посвящения, — шепчет Ханна на другом конце линии.
— Откуда ты знаешь? — делаю вид, что не в курсе.
— Нашла записку в шкафчике после уроков. Там было написано, что я должна встретиться за пределами кампуса сразу после полуночи.
— Круто, — говорю я ей. — Надеюсь, ты поступишь.
— Ты тоже получишь записку, — настаивает она. — Не может быть, чтобы ты ее не получила, учитывая твою семью. .
Я не говорю Ханне, что уже получила записку, и у меня нет желания ее смотреть.
— Я бы все равно не пошла, — говорю я. — Все это так архаично.
— Ты шутишь? — Ханна буквально шипит, как будто это худшее, что я когда-либо могла сказать. — Тен, ты ДОЛЖНА пойти. Если ты не пойдешь, это будет полное социальное самоубийство. Кроме того, что скажет твоя мама, если узнает?
Я бросаю взгляд через кухню на женщину, о которой идет речь, и точно знаю, что сказала бы моя мама. Она бы взорвалась, если бы узнала, что я не пойду.
Каждая женщина в моей семье на протяжении последних трех поколений была членом «Птиц пера». Быть Птичкой - это право Олбрайта по праву рождения, говорит моя мама. Это честь и традиция, к которой я должна относиться серьезно.
Я бы хотела, чтобы меня это волновало так же сильно, как ее, но это кажется таким глупым. Не похоже, что эти «тайные» общества вообще являются тайными. Все знают, кто в них состоит, и кто правит балом. И независимо от того, стану я Птичкой или нет, мой социальный статус в Марквардте не изменится. Я - никто, и это именно то, что мне нравится.
— Послушай, — говорит Ханна, она раздражена, и это заставляет меня чувствовать вину за то, что я не такая, как она. Что я не похожа ни на кого из них. — Просто подумай о своих заявлениях в колледж. Ты ведь хочешь в Гарвард, верно? Знаешь что, Тен, так же как и миллион других людей. Если ты хочешь, чтобы у твоего заявления был хоть какой-то шанс не быть похороненным на дне кучи, тогда тебе нужны эти внеклассные занятия. И, кроме того, Александр сегодня тоже проходит инициацию. Ты же знаешь, что Преторианцы могут встречаться только с Птичками.
У меня защемило в груди при мысли о том, что Александр меня бросит. Он не всегда мне нравился, особенно когда моя мать упорно пыталась свести нас вместе, но за последний год я действительно прикипела к нему.
Когда поблизости нет его друзей, он действительно может быть милым.
— Алё? — Ханна огрызается. — Ты вообще меня слушаешь?
— Я подумаю об этом, — говорю я ей.
— А если нет, — рычит она, — тогда можешь поцеловать Александра на прощание. Он никогда не простит тебе этого.
Она бросает трубку, оставляя меня слушать короткие гудки, пока мама рассматривает меня. Ее взгляд постоянно бегает по мне, как будто мама перечисляет способы, которыми я могу усовершенствоваться. А затем она задает вопросы, один за другим, как если бы мы были на вечерних семейных ужинах.
— Все хорошо в школе? — спрашивает она.
— Все хорошо, — говорю я ей.
Она замолкает на мгновение, оглядываясь через плечо, чтобы убедиться, что рядом нет никого, кто мог бы услышать ее следующий вопрос.
— Как твои симптомы?
— Это не симптомы, мама, — вздыхаю я. — Это называется черты характера.
— Да, но... независимо от того, как ты хочешь их назвать, мне нужно знать, что ты все еще работаешь над ними. Что ты делаешь то, что обещала мне.
— Да, — говорю я. — Я делаю все, что ты хочешь.
— Хорошо, — отвечает она. — Это хорошо, Тенли.
На кухне тихо, и разговор фактически окончен, когда она уходит, не сказав больше ни слова.
Позже той же ночью я тайком выхожу из дома и жду в конце квартала, как мне было велено.
Подъезжает машина, и я едва успеваю разглядеть лица внутри, когда меня буквально запихивают внутрь тачки.
Кто-то закрывает мне глаза руками, и я уже начинаю сходить с ума, пока голос Александра не шепчет мне на ухо.
— Успокойся, детка, — говорит он. — Это всего лишь я.