Последнее, что я хотел бы сделать, это узнать, с кем она спала до меня. Но теперь я не могу удержаться, чтобы не спросить об этом.
— Ты никогда не была с мужчиной, который бы тебя не отталкивал? — спрашиваю я. — Правда? А как насчет твоих парней?
— Парни? — моргает она. — У меня никогда не было парня. Ну, во всяком случае, не со школы.
На этот раз я официально ошеломлен молчанием. Что, похоже, только еще больше ее оскорбляет.
— Кому нужен гребаный парень? — хмыкает она. — Отношения - это одна сплошная головная боль. Я никогда не понимала, почему кто-то хочет подвергать себя такому аду. Да еще и добровольно. Я могу быть садисткой, но не мазохисткой.
— Скарлетт?
— Да?
— Прекрати болтать.
Она так и делает. И у меня есть несколько мгновений, чтобы записать слова Скарлетт в долговременную память, после чего смогу поразмыслить над ними позже. Но сейчас мне просто нужно выгулять ее на свидание, пока я не трахнул ее на следующей неделе.
— Приготовься, — говорю я.
— К чему?
— Я приглашаю тебя на свидание сегодня вечером.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Скарлетт
Если дорога в ад вымощена благими намерениями, то я, должно быть, направляюсь прямиком в рай.
Ни одна частичка моей души никогда не колебалась по поводу того, чтобы наебать мужика. Некоторые говорят, что нужно быть жестоким, чтобы быть добрым.
Я же говорю, что ты должен быть жестоким, чтобы выжить.
Я никому ничего не должна. Особенно Рори.
Но когда я бросаю взгляд на него, когда он мчит меня по улицам Бостона так, будто ему не наплевать, мне хочется отправиться на длинную пробежку. В кровати из конструктора Лего.
Если я накажу себя, мне станет легче.
Если я наказываю себя, то чувствую себя намного лучше.
Но я не могу наказать себя, потому что сейчас я заперта в этой машине, и все, что я чувствую, — это аромат Рори. Чистый, как океан. Он классный, с привкусом мяты и оливковой кожей, и его тело – тело настоящего Альфы, и я продолжаю испытывать его, когда не хочу.
Тело Рори твердое, но он не такой твердый, как я. Он открыт. Лениво положив руку на руль и откинувшись на спинку сиденья, его футболка натянулась на груди. Он парень в футболке и джинсах. Парень с ямочками на щеках. Хороший парень. Парень, который с удовольствием отметелит тебя в четверг вечером.
В нем слишком много всего. Высокий, непринужденный, забавный и зеленоглазый.
А я всего лишь одна вещь, и это не его девушка.
Но это не имеет значения.
Я приняла решение, и я не сдамся. Пыталась предостеречь Рори, но если он недостаточно умен, чтобы прислушаться, я не вправе брать на себя ответственность за это.
Я - разрушительница, и вы, вряд ли, свяжитесь с тем, кто сеет разрушение.
Рори облажался со мной, а теперь собирается помочь мне, а я собираюсь использовать Бродрика, и в конце концов это его погубит.
Все не должно было быть так просто. И только для блага самого Рори я собираюсь преподать ему этот урок. Потому что после всего, что я уже сказала и сделала ему, он не должен мне доверять.
Но он просто так вернул меня в свою жизнь.
А вы в курсе, что происходит с людьми, которые дают второй шанс, словно это конфеты на Хэллоуин? Их имеют свойство наебывать.
Я не тостер, и меня нельзя так просто взять и переделать. Вы не можете вставить меня, как вилку в розетку, и достичь коннекта там, где раньше его не было. Потому что так уж я была запрограммирована. С самого рождения я была неправа. Те симптомы, о которых моя мать обычно имела обыкновение жаловаться и сетовать? Это не были симптомы. Это были страдания на всю жизнь.
У меня нет чувств к людям, предметам или местам, или тоски по старым воспоминаниям. В то время как у большинства людей эмоциональная привязанность повышается и понижается по отношению к объекту или человеку, я не сталкивалась с таким препятствием.
Моя мать знала, что я была неправа, и она не могла допустить, чтобы в нашей семье было что-то не так. Она провела меня через все это. Анализы крови, тесты на речь, чернильные кляксы и схемы мозга рептилий. Сначала у меня были проблемы в учебе. Затем последовало ассоциативное поведение. Возможно, нарушение коммуникации. Было, походя, брошено слово «спектр», на которое моя мать быстро наложила запрет... потому что такого рода расстройствам не было места в верхнем Ист-Сайде. Может быть, в Бруклине. Но не в ее доме.
Однажды я сказала маме, что ничего не чувствую. Что я была просто ровной линией. И навсегда застопорилась на одном месте. Она сказала мне никогда больше не говорить о такой чепухе, а затем отправила меня на год в школу-интернат.