Он хотел спасти меня, но он должен был знать, что не сможет.
Прощание должно иметь логический конец. Законченность.
Но Рори не дал мне этого сделать.
Вместо этого он уходит от меня. Прочь от меня и моего дерьма.
Даже не оглянувшись.
Я иду за ним. Потому что к черту его за то, что он мне поверил.
Он не должен был мне верить.
Я так и говорю Букеру, когда он останавливает меня.
— Скарлетт, мне так жаль, — говорит Букер. — Но это то, чего ты хотела. Ты не хотела, чтобы он был замешан.
— Это все твоя вина, — кричу я. — Ты мог бы помочь мне. Ты мог бы найти другой способ.
— Я пытаюсь помочь тебе, Скарлетт.
Я не верю ему.
Я больше ничему не верю.
Кроме одной неизменной истины, которую я знаю.
Я застелила эту постель, и теперь я та, кто должен лечь в неё.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Скарлетт
Я принужден напоминать себе, что нужно дышать... Чуть ли не напоминать своему сердцу, чтоб оно билось.
Эмили Бронте
— Это не входило в сделку.
Я вцепилась в горло Букеру, как только он вошел в дверь. Он говорит другому агенту - тому, который следил за мной, - чтобы тот убирался восвояси.
— Ага, если бы я рассказал тебе, ты бы согласилась, — отвечает он. — Мы должны обеспечить твою безопасность, Скарлетт. А это единственный способ.
— Я могу позаботиться о себе сама.
— Знаю, что тебе хотелось бы в это верить. Но неужели ты думаешь, что есть что-то, чего Александр не сделал бы, чтобы добраться до тебя? — спрашивает он. — Теперь, когда он в курсе.
— Откуда ему знать? Еще даже нет никаких обвинений.
Букер бросает папку на стол передо мной. Толстую папку.
Когда я открываю ее, я сталкиваюсь со степенью больной одержимости Александра мной. В ней фотографии... так много фотографий. И заметки. Рукописные заметки с подробным описанием моих рутинных действий, поиском возможных закономерностей, именами мужчин, которых я обманула, и, что хуже всего, его собственные наблюдения. Его мысли о том, почему я делаю то, что делаю. Бессвязные предложения с вопросительными знаками, нацарапанными рядом с ними.
Он не просто хочет меня.
Он хочет проникнуть в мой мозг, понять ход моих мыслей.
— Это копии, — говорю я.
— Да, у меня есть оригиналы, — отвечает Букер.
— И как вы их раздобыли?
Он вскидывает бровь и на этот раз не отвечает. Потому что он не хочет себя уличать. И потому что, если бы в бюро знали, что у него есть такие улики, а он не пришел с ними куда следует, они бы схватили его за задницу.
— Какова степень вашей уверенности, что это единственные копии? — спрашиваю я.
— Никакой, — говорит он. — У меня есть и другие.
Я забываю, что он следил за Александром. Что это какой-то странный долбанный замкнутый круг, в котором Алекс преследует меня, а Букер преследует его.
— Значит, теперь Александр в курсе, а моя участь быть у вас в заложниках.
— У тебя есть крыша над головой, - говорит Букер. — Еда, одежда, все, что тебе может понадобиться. Это только до тех пор, пока не завершится судебное разбирательство.
— А когда же оно, блядь, начнется?
Букер вздыхает, и я сейчас не самая приятная собеседница, чтобы находиться здесь. Так было с тех пор, как Рори ушел, и я виню его, потому что он сделал это так просто, что сам факт этого не идет у меня из головы.
— Есть много разных факторов, — объясняет он. — Это может занять от нескольких месяцев... до иногда... дольше.
— Дольше нескольких месяцев. Значит, вы имеете в виду годы?
Произнося это, я издаю горький смешок.
— А мне нужно просто сидеть здесь и держать кулачки за то, что со мной все будет нормально, в течение, ну, не знаю... потенциально хуй знает сколько лет... и ты… вы даже не можете гарантировать, что мы в безопасности. И мне придется скрываться, пока они выйдут на свободу под залог. — Так что они выиграют, опять же, в любом случае. Они всегда, блядь, выигрывают.
Букер молчит, и я тоже ненавижу себя сейчас, и, наверное, ему уже пора уходить.
— Мое имя уже всплыло в СМИ?
— Пока нет, — говорит он. — И пока ты будешь скрываться, мы сможем держать это в тайне.
Я должна почувствовать облегчение. Но я думаю о Рори, который видел эти статьи и собирал все воедино в своей дурацкой красивой башке. Он бы знал тогда, что я сделала. И все равно было бы слишком поздно, но, по крайней мере, он бы знал.
Его образ в день нашего незапланированного расставания не покидает мои мысли. Его удаляющаяся фигура в тусклом баре. Покидающий мою жизнь. Это не должно стать последним воспоминанием о ком-то значимом.