Между тем такой православный автор, как Вадим Кожинов, при всем своем несочувствии язычеству, подчеркивает, что на те рубежи международных отношений, на которых стояла Русь Х века, христианская Россия выйдет лишь к XVIII столетию. А видный историк И. Я. Фроянов еще в 1988 году писал, что возможности языческого общества на Руси Х века далеко еще не были исчерпаны.
Даже если бы Святослав не взял Константинополя, а только осадил его, как Симеон или, точнее, как Крум, история могла бы измениться серьезнейшим образом.
Недавно еще за незыблемую истину почиталась — естественно, на словах — невероятная глупость: история-де не терпит сослагательного наклонения. Естественно, это "правило" то и дело нарушали. Ведь как оценить то или иное событие, не прикинув хоть на глазок — а что было бы, если б все обернулось по другому? Вот вам и сослагательное наклонение готово. Поэтому, читатель, не обращайте внимания на попугаев, затвердивших эту нелепую фразу. История, возможно, его и не знает, а вот историкам без сослагательного наклонения шагу не шагнуть.
В те времена Второй Рим раздирала распря между столичной бюрократией и местной военной знатью. Помните топарха и его "советников"? Вот так было по всей империи. И если бы столицу взяли штурмом варвары, местная военная знать растащила бы империю на княжества. Ведь, кроме бюрократии, в империи не было иных сильных централизованных структур. На Западе полному распаду препятствовала церковь с папой во главе, а на Востоке церковь была элементом бюрократической машины. От потери столицы Византия бы уже не оправилась, и превратилась бы в федерацию полунезависимых феодальных державок, масштаба Грузии.
А Средневековье без Византии — это совсем иное Средневековье. И не только в смысле сильной и независимой Грузии, которой не пришлось бы воевать на два фронта — с мусульманами и хищными "братьями по вере". И даже не в смысле на век-другой отложенного (а то и вовсе не случившегося) крещения Руси. Это и совсем иная Европа. Василий II никогда не переселит в Болгарию павликиан из Малой Азии. И эта ересь так и останется одним из пятен в ярком и пестром ковре Востока. В крайнем случае, станет государственной религией в одном из остатков Византии, как ересь монофизитов в Армении. Но не будет богомилов, не будет и катаров, и альбигойцев. А значит, не возникнет созданная в нашем мире для борьбы с этими ересями инквизиция. И суровый рыцарь Симон де Монфор, и строгий монах Доминик прославятся чем-нибудь совсем другим. Это раз. Не возникнут также трубадуры и труверы с миннезингерами — вся эта полувосточная-полухристианская певчая братия, пропитанная идеями альбигойцев. А это направит по другому пути всю культуру и искусство Запада. Скажу одно — это принципиально иное отношение к любви и к женщине. Это два. "Аристотелева революция" Фомы Аквинского тоже пройдет как-то совсем иначе. Потому что не будет ни угрозы "манихеев" из катарского Лангедока, ни притока греческой философской литературы с ее вопросами и ее ответами на основные вопросы бытия. Это три.
Иная церковь. Иная культура. Иная философия. Даже архитектура не переживет того византийского влияния, что в XII-XIII веках смыло тяжеловесность романского стиля. Будет что-то другое, совсем другое.
Вот какое влияние на мир окажет только уничтожение Царьграда. А оно "технически" было вполне возможно. За плечами Святослава стояла огромная северная Держава — не кочевые становья полудиких мадьяр, не небольшие государства болгар или аваров. Крестоносцы Константинополь взяли. Вооружены они в 1204 году были немногим лучше воинов Святослава, а организованы, не имея единого вождя, говоря на разных языках, и вовсе хуже.
Но ведь изменения не ограничатся исчезновением Второго Рима. Будет та самая северная Держава, от Волги до Адриатики, от Ладоги до Пелопоннеса… то есть, в этом варианте, конечно, Мореи. Со столицей в Переяславце… то есть, конечно, Переяславле Дунайском, в устье главной реки Европы. И не важно, что она вряд ли переживет своего основателя. Пусть его сыновья или даже внуки поделят ее. Нужно только, чтобы Святослав прожил еще лет двадцать пять-тридцать. Чтоб выросла поколение, привыкшее к существованию в едином культовом, культурном и геополитическом пространстве. Привыкшее смотреть на достижения культуры Средиземноморья не как на откровения Неба, а как на добычу отцов. Чтобы были свои каменные здания, а не подражания чужеземным. И — чем рок не шутит — чтобы успела появиться действительно своя, русская (а не переводы с апокрифами) литература, на пять-шесть веков раньше, чем в нашей реальности. Чтобы славяне покрепче уцепились корнями за плодороднейшие черноземы Дона и Кубани. Одно поколение — и никаким половцам не выжить их оттуда. И не будет набегов каждые три года. И "Волга, и Поморье, и Посулье, и Сурож, и Корсунь, и Тмутаракань" никогда не станут для русов "землей незнаемой", становьем степных хищников. И Орда три века спустя упрется в густозаселенную богатую и сильную страну вольнолюбивых, привычных к оружию (казаки!) подданных потомков Сфенга Тмутараканского. Как в нашей истории она уперлась в языческую Литву. Уже одно это — Русь без Орды и ига, несожженый Киев… даже если эта страна и примет христианство — это уже совсем иная Русь.
На западе эта держава станет за спиной варяжских княжеств по Лабе и Балтике. Даже если и не включит их в себя — они больше не будут загнанными, обреченными бойцами против всего христианства Европы. Христианская Польша князя Мешко не осмелится бить им в спины, опасаясь, в свой черед, поворачиваться спиной к русам — родичам и единоверцам варягов. А когда в Польше заполыхает восстание язычника Маслава, кто-нибудь из Святославичей может и воспользоваться моментом. На самой Балтике авторитет исполинской языческой империи Рюриковичей станет гарантом торговли вендских городов со странами Востока. С оглядкой на восточного великана погодят креститься многие вожди в Скандинавии — а это не одно лишнее десятилетие эпохи викингов. Славянские колонии в норманнских землях не заглохнут, а сохранятся. В целом для язычников и христиан Средней Европы русы станут противовесом германцам и в мирной жизни, и в военных делах.
Вот на северо-востоке дела будут похуже. Гнет азиатской религии, а с XV века — и полуазиатского государства не будет выжимать варягов-новгородцев в безлюдные пустыни Севера. Такими темпами Русь нескоро дойдет до Тихого океана — если вообще дойдет.
А зачем, собственно? Ведь Русь Святослава осуществит мечту геополитиков ХХ века — осуществит "непрерывную пространственную связь между Северным морем и Персидским заливом" (Артур Дикс), захватив "европейскую геополитическую диагональ". Так на кой шут русам захватывать дикие земли — и дичать там самим рядом с их дикими племенами?
В этом варианте истории нет никакой "Евразийской державы". Русь — это четкость границы, рубеж между азиатами и Европой. Ничего смутного, "вечно бабьего", никакой безответственности, бесформенности, бестолочи, безалаберности, безобразности. Гораздо меньше грязи, скотства и рабства, столь любезных нашим "евразийцам"-азиопцам, пытающимся выдать их за некую исконно русскую "особость". Здесь Константин Леонтьев не станет сетовать, что понятие "славизма", "славянской культуры" не имеет образа, четкой формы. Здесь Алексей Толстой не сложит горьких стихов про то, как "наглотавшись татарщины всласть, вы Русью ее назовете".
Сталь волн Варяжского моря. Сталь глаз соколят из Рюрикова гнезда. Ясность. Четкость. Ответственность. Прямые полосы тяжелых клинков, беспощадных и справедливых, несущих честное имя кузнеца-руса на своих стальных телах. Четкость строя "стены" кольчужников-русов и четкость каст-"родов". То, что пытался выразить в своих полотнах прозревший сквозь века Константин Васильев. Не мутненькая холопья славянщина "голубиных народцев" и "мужичка-богоносца", а стальная ясность славянства — жрецов, воинов, господ.