Обращает на себя внимание и то обстоятельство, что к моменту написания трактата «Об управлении империей» «Сфендослав, сын Ингора, архонта России», в «Немогарде» «сидел» (в прошедшем времени). Трактат писался в 948-952 годах, но, как предполагал еще С. А. Гедеонов, при его составлении были использованы материалы значительно более раннего времени, успевшие даже несколько устареть: «После 945 года, то есть после смерти Игоря, не было повода рассказывать о том, что сын Игоря Святослав когда-то сидел на княжении в Новгороде. Ясно, что в устаревшей и еще при жизни Игоря составленной записке, глагол… сидеть был поставлен, как и все прочие, в настоящем времени. Трудно также допустить, чтобы в 948-952 годах Константин не упомянул о счастливой войне греков с Русью в 941-м…»{36} Действительно, в трактате императора об этом русско-византийском конфликте не сказано ни слова. Говорится о возможных набегах русов на владения империи вообще. Если Святослав оказался на княжении в «Немогарде» до 941 года, значит, к моменту нападения на Константинополь он был уже вполне взрослым человеком. В какой-то степени это подтверждает и русско-византийский мирный договор 944 года, в котором Святослав представлен собственным послом, так же как своими послами представлены его отец Игорь и мать Ольга, а также все прочие русские князья. Это говорит о том, что у сына Игоря были свои люди, своя дружина. Скорее всего, Святослав даже участвовал в походе на Константинополь.
Впрочем, делать поспешных выводов не стоит. При всей полноте сведений сочинение «Об управлении империей» иногда поражает имеющимися в нем лакунами. Например, в трактате нет специальной главы о болгарах, отношения с которыми были столь важны для империи ромеев. Подробный рассказ о русско-византийской войне 941 года мог показаться просто ненужным – важнее было рассказать Роману II, как предотвращать нападения русов.
Обратимся к русским летописям, содержащим информацию, пусть и записанную значительно позднее, но не менее важную для нашего исследования.
В большинстве летописных сводов русская история до начала XII века включительно излагается по тексту «Повести временных лет». Но и сама «Повесть временных лет» включает в себя еще более ранние летописные своды. Специалисты спорят о числе этих сводов, о месте и времени их составления, их авторстве, о времени начала летописания на Руси вообще (одни относят его к первой половине XI века, другие – к концу X века). Несомненно, что каждый из авторов сводов, предшествующих «Повести», кроме летописей, использовал какие-то другие материалы – литературные произведения, воспоминания участников событий, народные сказания, документы из княжеских и городских архивов, сведения, заимствованные у византийских авторов. Историк XIX века К. Н. Бестужев-Рюмин справедливо отмечал, что итоговый труд – «Повесть временных лет» – «является архивом, в котором хранятся следы погибших для нас произведений первоначальной нашей литературы»{37}.
«Повесть временных лет» была написана около 1110 года. Одни исследователи считают ее автором монаха Нестора, другие доказывают, что Нестору эта честь не принадлежит. В 1116 и 1118 годах первоначальный текст «Повести» был отредактирован. Между этими двумя редакциями есть некоторые расхождения. С редакцией 1116 года можно ознакомиться по Лаврентьевской летописи (доведена до 1305 года, дошла в списке 1377 года) и по Радзивиловской летописи (конец XV века), в которые «Повесть временных лет» была введена в качестве начальной части. Редакция же 1118 года представлена в Ипатьевской летописи (XV век). Радзивиловская летопись, доведенная до 1206 года, украшена большим количеством миниатюр (617 рисунков). Эти миниатюры были перерисованы сводчиками XV века с образцов XIII века. А. В. Арциховский писал более шестидесяти лет тому назад: «Летописные миниатюры при первом впечатлении кажутся своеобразными окнами, сквозь которые можно смотреть на исчезнувший мир древней Руси, стоит только усвоить тогдашнее восприятие формы и пространства. В окнах этих перед нами мелькают изображения, преломленные и искаженные классовой идеологией. Но это не уменьшает, а увеличивает интерес миниатюр. Идеологий, собственно говоря, две. Одна из них принадлежит заказчикам, другая – мастерам»{38}. Замечание справедливое, и о нем стоит помнить, не только просматривая миниатюры, но и читая сам летописный текст. Ведь не только художники, но и составители «Повести временных лет» были людьми крайне тенденциозными и выполняли волю заказчиков (в редакциях 1116 и 1118 годов – волю киевского князя Владимира Мономаха). Сводчик, опираясь на комплекс своих политических, религиозных и житейских представлений, вносил в летопись не все известные ему события, а только подходившие к его убеждениям и требованиям заказчика, остальные же безжалостно отбрасывал. И то, что во всех дошедших до нас летописях повествование о Руси IX-XII веков ведется на основе составленной в Киевской земле «Повести временных лет», отнюдь не случайно. Как будто в других землях не было своего летописания! Нет, в XI-XII веках существовало много летописных центров.