— Умница, Ягуба, умница... Ни к чему слухи множить, да к тому же сразу после пира... А как дружинник-то убит? Мечом, ножом?
— Мечом, государь, — ответил Ягуба и подошёл поближе к Святославу.
— В доспехе был?
— В боевой кольчуге.
— Охо-хо-о... Горе, горе... — Князь ссутулился ещё сильнее. — Думается мне, напали на певца ночью лихие люди, а дружинник Романа, видать, мимо проходил, крики о помощи услыхал и вступился... Честь ему. Закажешь поминание, и пусть священник восславит... И вдове пять гривен... нет, десять гривен от меня. А как князь Роман наградит, то его забота...
Святослав выпрямился, как бы показывая, что тяжёлый разговор окончен.
— И князь Роман убит, государь.
По лицу Святослава метнулся испуг, руки его, совершив некое непроизвольное движение, стали медленно оглаживать бородку, будто успокаиваясь, затем неожиданно ухватили Ягубу за ворот. Великий князь вскочил и стал трясти боярина, злобно выкрикивая:
— Убит князь Роман?! Убит? Ты с кем хитрить вздумал, пёсий сын? Со мной? Куда нос суёшь? Что вынюхиваешь? Что замыслил?
— Ничего, государь...
— Почему о том, что Роман порубан, последним сообщил? О каких-то смердах да певце — первым делом, а о князе, Мономаховиче, — последним? Говори!
— Боялся гнева и скорби твоей, великий князь!
— Ты? Боялся? Скорби моей? — Святослав с силой швырнул Ягубу на пол, склонился над ним, зашипел, брызгая слюной: — Уж не в скоморохи ли готовишься? В глаза, в глаза мне смотри! — И сам впился глазами в зрачки поверженного боярина. Потом так же внезапно отпустил, выпрямился, стряхнул что-то невидимое с любимой душегрейки и сел. Спокойно, словно не он только сейчас кричал, спросил: — Выдал я себя?
— Выдал. — Ягуба поднялся, встал над князем: хозяин положения!
— Чем?
— Поспешил дружинника оправдать, государь. И не спросил, есть ли следы татей.
— Учту. Но намотай на ус: князя Романа никто не учил, не подстрекал, то от усердия его не по разуму.
Ягуба кивнул.
— А следов, государь, тати не оставили.
— Тати ли то были? Говоришь, нет следов?
— Нет...
— А как убит Роман?
— Мечом воинским порубан. Страшные удары. И точные.
— Не след ли здесь?
— Намёк на след, государь.
— Вот-вот... Романа силой Бог не обделил. И.мечом он владел знатно. Нет ли здесь ниточки?
Ягуба ответил не сразу и не прямо, а вскользь, как бы проверяя, так ли он понимает мысли князя:
— Игорь Святославич ночью со двора не выходил, никого из своих не отсылал, до сих пор почивает...
— Точно ли?
— Точно, государь.
В дверь постучали, и вошла мамка, за нею кормилица со спелёнутым младенцем на руках.
— Великий государь, — запела мамка с обычным умилением в голосе, — твой правнук тебе доброго утра желает!
— Уйди, дура! — отмахнулся Святослав.
Мамка охнула, рот её округлился, она попятилась, наседая на кормилицу, обернулась, вытолкала её и тихонько закрыла за собой дверь...
— А княжич Борислав? — В голосе Святослава прозвучало непонятное Ягубе беспокойство.
— Слаб княжич против Романа, — ответил боярин.
— То верно, — облегчённо вздохнул великий князь.
Они замолчали, перебирая каждый мысленно возможных врагов Романа.
— Глуп был Роман и супротивник мне, — снова заговорил великий князь. — Но он племянник Рюрика... Для Рюрика мне убийцу нужно сыскать, иначе не обелюсь перед всеми Ростиславичами. Должны быть следы, обязательно должны быть следы, не может быть такого, чтобы пять трупов — а следов не найти. Дознайся, Ягуба, дознайся...
— Скажи, государь, а список «Слова», который из библиотеки исчез... Его ведь наши монахи переписывали?
— Побывал уже? — ответил вопросом великий князь. И подтвердил: — Да, они.
— А где же изначальный список, который певец привёз с собой, с которого списывали? — допытывался Ягуба.
— Бог его знает, полагаю, вернули певцу. А ты спроси у Паисия;
— Я в избе той побывал, всё обыскал. Нет там ничего.
— Говорю же, спроси у Паисия.
— Нет у него рукописи, — сказал, как отрезал, Ягуба. — Что с отцом Паисием делать будем? Наказать?
— За что? — не понял Святослав.
— За ротозейство.
— Непременно.
— А может быть, простить вину монаху?
— Не улавливаю твою мысль.
Ягуба оживился вдруг и стал азартно объяснять:
— Здесь, государь, след может обнаружиться. Старик знает, что Вадимыслов список — единственный, всё, что осталось от повести, так?