Святослав обнял её, но ласки не помогали, она продолжала рыдать так горько, безутешно, что желание отступило, и на его место пришла острая жалость. Он нежно целовал её покрасневшие глаза, распухший и оттого смешной нос, шептал какие-то слова, вглядываясь, не промелькнёт ли на её лице улыбка.
Весь день Неждана оставалась грустной и задумчивой.
Она словно предчувствовала надвигающуюся бурю, как предчувствуют землетрясение животные.
Вечером прискакал великий князь. С ним Ратша и два десятка дружинников.
Святослав вышел встречать отца, спустился с крыльца и, стараясь не смотреть князю в глаза, сразу же обнял его.
Но то, чего опасался Святослав, — что отец начнёт разглядывать его, расспрашивать, почему сбежал из Киева с торжеств, что делает здесь, в одиночестве, — не произошло. Отец только прижал его к себе и, сразу же отстранив, спросил:
— Где дворский? Спит, старый сурок?
Дворский уже спешил к князю.
— Я ещё за воротами, а ты уже здесь стоять должен! — раздражённо бросил он старику.
— Виноват, великий князь... Ты бы гонца прислал...
— Какой гонец скорее великого князя доскачет? — спросил небрежно Ратша.
— Накрой в малой гриднице стол. На четверых... — Вячеслав взглянул на сына, — нет, на пятерых. А сейчас баню с дороги.
Отец поднялся на самый верх крыльца, потянулся, оглядываясь, и сказал спокойно:
— Хорошо здесь. И чего это я всё в Киеве сижу? Завтра на охоту поедем. А может, на рыбалку? — И шутливо сказал сыну: — Небось всю рыбу в Днепре переловил!
Когда отец скрылся в доме, княжич тихонько спросил боярина:
— Кого-нибудь ждёте?
— Святослава Олеговича.
— Случилось что?
— Ты слышал, отец распорядился, чтобы стол на пять человек накрывали. Тебя позовёт — вот всё и узнаешь. Пойду прослежу.
Ратша ушёл.
Святослава Олеговича, своего стрыя[15], младшего брата отца, княжич знал не очень хорошо. Тот сторонился старшего брата, не желал принимать участия ни в его забавах, ни в его походах, хотя и был его вассалом. Княжил в Муроме, потом в Новгороде-Северском, владениях, входивших в состав огромного Черниговского княжества.
Значит, отец что-то замышляет, не зря же сломя голову примчался он в загородный дворец.
За стол сели, когда уже смеркалось. Отроки зажгли факелы по стенам, внесли греческие светильники, раскрыли настежь все окна, чтобы чад от огней выветривался. Вокруг стола уставили пять стольцев — княжеских кресел с резными спинками.
Дядя Святослав приехал со своим свояком князем Глебом. Княжич видел его раньше только мельком на одном из съездов в Чернигове.
Оба гостя с дороги побывали в бане и теперь сидели, раскрасневшиеся, с влажными ещё волосами и бородами. Отец, улыбаясь своей великолепной, победительной улыбкой, самолично потчевал гостей.
Ратша ел молча, в разговор князей вольно не встревал. Речь шла — ни много ни мало — о перераспределении княжеских столов. Отец добивался, чтобы все Ольговичи выступили едино, без распрей и споров. Он уже договорился с братом Игорем, который по старшинству должен был вслед за Всеволодом сесть на великий Киевский стол, а пока, по его замыслу, должен был княжить в Переяславле. Теперь следовало ублажить младшего брата, Святослава Олеговича. Княжич вслушивался, поражаясь тому, как умело играет отец на струнах человеческой души — и на гордости, и на алчности, и на воспоминаниях детства, которое у братьев прошло в Чернигове, и на том даже, что охота под Черниговым куда как обильнее против киевской.
Ратша, взявший на себя обязанности виночерпия, в очередной раз наполнил серебряные, затейливой ромейской работы кубки.
Отец осушил кубок, повертел его в руках, любуясь выпуклыми фигурами зверей на стенках, и задумчиво сказал:
- Наша Русь — вся Русская земля от моря и до моря — напоминает мне раскидистое дерево. Корни тянутся вокруг Черемного моря, уходят и к горам Кавказским, и к Царьграду, и дальше на восток. По ним, как питательные соки по весне, поднимаются в комель дерева хиновские, индийские, византийские, италийские и прочие товары и идут через нас на север. С севера благодатным дождём проливаются на нас товары из варягов, норманнов, готов, англов. И всё это двигается на юг, кое-что затекает в Волгу, Клязьму, Оку. Но вcё же главным стволом остаётся Днепр. И чем ближе к Днепру, чем ближе к Киеву, тем пути гуще и соки обильнее. А чем обильнее соки-товары, тем больше и княжеская доля мытного, перевозного, перевесного. Даже без войны можно богатеть, если сидишь на путном месте. Всё серебро, жемчуг на запад, почитай, через нас идёт. Все аксамиты[16], паволоки[17], что из далёких хиновских стран везут иноплеменные купцы, — тоже через нас текут на север и на запад. И стоит Русь, как могучий раскидистый дуб, из дальних земель соки : впитывает, растёт и богатеет. А мы сами же, как жуки-короеды, её подтачиваем, никак договориться не можем; нет бы сесть на столах и сидеть, богатеть, время от времени в Дикое Поле ходить, чтобы в богатырские игры с погаными поиграть...