— Полагаю, гадалка не солгала, когда сказала, что мальчишка не покупал у нее яд, а всего лишь просил предсказать будущее, — размышлял я вслух. — Пожав его руку, я заметил, что он носит перстень с отравой. Мой раб Гермес проследил за ним и сообщил, что по пути домой юнца два раза вырвало. Все это говорит, что он не имеет никакого опыта по части заговоров и еще не приобрел привычку убивать. Что ж, ему придется пожалеть, что для первой попытки он выбрал именно меня.
— И все же, зачем он направился к предсказательнице? — уточнил Асклепиод.
— Вероятно, хотел узнать что-нибудь о благоприятных знаках и тому подобной ерунде. Не думаю, что он стал открывать ей, какого рода дело ему предстоит. Очевидно, мальчишка сильно волновался, иначе не стал бы носить с собой перстень с отравой. А у гадалки он наверняка хотел узнать, в какой день боги благоволят к опасным авантюрам. А может, надеялся получить подтверждение того, что впереди у него еще много лет жизни.
— До того дня вы с ним не были знакомы. Ты догадываешься, по чьей указке он действовал?
— Список подозреваемых пока не слишком длинен, но в ближайшее время он может вырасти. Разумеется, возглавляет его Клодий. Правда, думаю, он предпочел бы разделаться со мной лично.
— С возрастом даже Публий Клодий мог стать осмотрительнее и благоразумнее, — заметил Асклепиод. — Я своими ушами слышал, о нем говорили, как о человеке, способном оказать на жизнь города немалое влияние.
— О, не сомневаюсь, многие его таковым и считают. Но это означает лишь, что он состоит во главе одной из самых сильных городских банд.
— О твоем лучшем друге Тите Аннии Милоне говорят в точности то же самое, — усмехнулся Асклепиод.
— Ну да, они же с Клодием соперники. Но Милон — мой друг, а Клодий — мой злейший враг!
Иногда эти греки не понимают самых элементарных вещей.
— Ты просил меня осмотреть труп Эмилия Капитона, — напомнил Асклепиод.
— Да, конечно. Я совсем забыл. Когда выясняется, что ты едва не стал жертвой убийства, забываешь о тех, кому повезло меньше. Что тебе удалось выяснить?
— Довольно странную вещь.
— Вот как? — насторожился я. — А мне казалось, это самое обычное убийство. За исключением того, что преступник нанес жертве два удара.
— В этом-то и заключается странность. Я сумел добиться, чтобы работники морга позволили мне тщательно осмотреть раны. Кстати, это стоило мне десять сестерциев, которые я рассчитываю получить с тебя.
— Десять сестерциев за то, чтобы посмотреть на труп! — возмутился я. — Некрофилы, которые вечно рыщут вокруг амфитеатров, платят всего пять.
— При чем тут некрофилы! — с оскорбленным видом процедил Асклепиод. — К твоему сведению, я не просто посмотрел на труп. Я исследовал его. И уж конечно, всякому ясно, что с сенатора в таких обстоятельствах возьмут цену выше, чем с какого-то бедолаги и извращенца.
— Надеюсь, то, что ты сумел выяснить, того стоит, — проворчал я, отсчитывая еще десять монет.
— В этом можешь не сомневаться. Во-первых, разрез, а точнее, прокол на шее убитого нанесен умелой и опытной рукой. Клинок обоюдоострый, при этом очень узкий. Вне всякого сомнения, это не сика и не пугио. Все, что я могу сказать об оружии — у него плоская рукоять и короткое острие. — Асклепиод жестом указал на клинки, висевшие на стенах комнаты. — В моей коллекции ничего подобного нет. Полагаю, больше всего это оружие походит на ножи, которыми работают забойщики животных.
— Да, все это странно, — согласился я. — Никогда не слышал, чтобы римские наемные убийцы действовали подобным образом. Наверное, он ударил беднягу Мамерция по голове для того, чтобы тот упал. Столь виртуозный смертельный удар проще нанести, когда жертва лежит.
— А теперь я перейду к наиболее странному обстоятельству, — молвил Асклепиод, не без удовольствия наблюдавший, как я изнываю от любопытства, и сделал паузу.
— Ну, не томи, — взмолился я.
— Определить оружие, которым убийца ударил свою жертву по голове, не составило труда. Это был молоток, плоский молоток шириной примерно с мой мизинец. Круглая рана, которую он нанес, расположена прямо над переносицей. В нижней своей части она примерно в два раза глубже, чем в верхней.
— Не понимаю, почему это обстоятельство показалось тебе странным? — вставил я.
— Сейчас поймешь. Все это означает, что удар молотком был вовсе не первым. Если бы убийца нанес его, когда жертва еще стояла на ногах, рана была бы глубже в верхней части. Но убийца ударил Капитона по голове, когда тот уже был повержен. При этом он стоял сзади, примерно в шаге от головы жертвы, и бил сверху вниз, под довольно острым углом.