Впрочем, времени предаваться сомнениям у меня не было, так как путь мой лежал в дом Марка Лициния Красса, а я имел веские основания опасаться этого человека. Пути наши не раз пересекались, и хотя в настоящий момент мы сохраняли дружеские отношения, я сознавал, что это всего лишь видимость.
Марк Лициний Красс Див считался одним из самых богатых людей в мире, и, увидев его дом, всякий убедился бы в том, что это правда. Дом Красса располагался неподалеку от дома Целера, на огромном участке земли, прежде принадлежавшем нескольким врагам Суллы. Красс разоблачил их перед диктатором и добился того, что имена их были внесены в проскрипционные списки, а затем в награду получил эти владения. Стоявшие здесь особняки он снес и на их месте возвел громадный дворец, окруженный обширными садами, которые были устроены по указаниям лучших греческих архитекторов и украшены бесчисленным множеством великолепных скульптур. Большую часть своей коллекции Красс приобрел на свои средства, что по римским понятиям было весьма удивительно. Тем не менее Марк Красс, не получивший в наследство произведений искусства и не захвативший впечатляющих военных трофеев, счел возможным потратить на картины и статуи собственные деньги. Для Рима, повторю, это было непривычно, ибо в ту пору считалось, что предметы роскоши скупают исключительно разбогатевшие всадники и вольноотпущенники, но никак не патриции.
Однако Красс умел не только тратить, но и делать деньги, и это занятие стало для него настоящей страстью, граничащей с безумием. Многие его современники, отчаянно сражаясь за власть, были убеждены, что богатство придет к ним в руки само собой, как естественное следствие власти. Красс, пожалуй, был первым римлянином, который понял, что богатство — это и есть власть. В то время как другие прилагали все силы, пытаясь добиться высоких военных постов, дающих возможность отправиться в дальние страны и стяжать там громкую славу и богатые трофеи, Красс тешил себя осознанием того, что он в любой момент может купить целую армию.
Я подозревал, что дело, которое мне довелось расследовать, не обошлось без участия Красса. Не иметь подозрений на его счет было невозможно, так как Красс был замешан в огромном количестве политических интриг. Правда, в большинстве случаев им двигали финансовые соображения, но игра, которую он вел, была настолько сложна, что проследить все ее ходы и последствия не представлялось возможным. Всем было известно, что какие-то тайные дела связывают его с Птолемеем Флейтистом, мнимым египетским царем. Птолемей вечно нуждался в деньгах и потому был вынужден обхаживать Красса. Красс был одним из тех, кто выступал в сенате за войну с Парфией. У Рима и Парфии не было никаких поводов для военного конфликта, но эта богатая страна, расположенная поблизости от наших границ, разжигала аппетит Красса. Помпей, жаждущий военной славы, и Красс, охваченный жаждой наживы, вполне дополняли друг друга. Взаимная ненависть, соединявшая этих двоих, не мешала им при случае действовать заодно.
Я решил нанести Крассу визит, хотя к моему расследованию этот человек не имел прямого отношения. Обычно я старался избегать встреч с ним, но теперь, вернувшись в Рим после долгого отсутствия, я хотел узнать, не изменились ли за это время политические взгляды Красса. К тому же я не имел понятия, как он относится к Клодию, а этот вопрос занимал меня чрезвычайно. Мой полуофициальный статус давал мне возможность удовлетворить свое любопытство.
Красса я нашел в атрии, в окружении толпы прихлебателей. Стоило мне войти, как они уставились на своего патрона, дабы понять по его поведению, как ко мне следует относиться. Красс улыбнулся, двинулся мне навстречу с распростертыми объятиями, и на всех лицах тоже заиграли улыбки. Когда ему это выгодно, Красс способен быть таким же приветливым и гостеприимным, как Лукулл, но его показное дружелюбие легко оборачивается полной противоположностью. Мы обменялись приветствиями, потом Красс осведомился о здоровье моего отца. Окинув атрий взглядом, я заметил, что здесь нет сына хозяина, молодого Марка Красса.
Я в нескольких словах рассказал о порученном мне деле, и Красс кивнул головой, давая понять, что оценил сложность стоящей передо мной задачи.
— Хлопотливая тебе досталась работа, — заметил он. — Разумеется, Целер не хочет, чтобы имя Клодии всплыло в связи с этим скандалом. Подобная женщина способна принести мужчине одни неприятности.
Я счел за благо не напоминать Крассу о его собственных сомнительных интригах с Клодией. Между мною и Крассом существовало нечто вроде неписаного соглашения, согласно которому мы умалчивали о подобных вещах до тех пор, пока новый всплеск вражды не развязывал нам языки.