— Вот уж не знал, что Помпей так полагается на пророчества, сокрытые в кишках убитых баранов.
Почти все гаруспики, то есть оракулы, предсказывающие будущее по внутренностям убитых жертвенных животных, в ту пору были выходцами из Этрурии.
— Он и шагу не ступит, не посоветовавшись с этими гадальщиками, — заверил Красс. — Ты же знаешь, недалекие люди благоговейно относятся к их предсказаниям. К тому же то, что он пользуется поддержкой в Тускии, обеспечивает ему, скажем так, определенные военно-политические преимущества.
Красс употребил латинское слово, которым римляне часто обозначали народ этрусков. Учитывая, что для того, чтобы оказаться в Тускии, достаточно было пересечь Тибр, можно было не сомневаться в реальности преимуществ, о которых говорил Красс. Район, называемый Заречьем, располагался на землях этрусков. Туския уже долгое время находилась под властью Рима, но народ ее сохранял независимость и относился к римлянам без особого уважения.
В жилах Клавдиев текла этрусская кровь, хотя они всегда называли себя потомками сабинянок. В последние годы Рим охватило повальное увлечение всем этрусским. Люди, чьи предки всего два поколения назад прибыли в Италию в качестве рабов, называли себя потомками этрусков. Любители изящных искусств выкладывали бешеные деньги за этрусские вазы и статуи, которые некоторые мошенники научились весьма ловко подделывать, получая неслыханные барыши. Теперь, когда их народ оказался на грани полного вымирания, римляне находили в них неотразимое обаяние, которого не замечали прежде, когда толпы этрусков угрожали их благоденствию. Разумеется, все жители Рима помнили, что когда-то этруски повелевали нами, как цари, и не испытывали к ним большой симпатии. Тем не менее слава этрусков, как предсказателей и первейших знатоков магии, считалась неоспоримой. Что до меня, я всегда считал, что магия — отличный выход для тех, кто хочет зарабатывать себе на жизнь, не слишком при этом напрягаясь.
У меня оставалось еще множество вопросов, но задать их я не успел, ибо с визитом к Крассу прибыл не кто иной, как Гай Юлий Цезарь в сопровождении своей свиты.
— Прошу меня извинить, Деций, но я вынужден тебя покинуть, — сказал Красс. — Нам с верховным понтификом надо кое-что обсудить. — Он понизил голос, словно намеревался сообщить мне великую тайну. — Я попробую убедить его, что мне необходимо получить первую вакансию для плебеев, которая откроется в коллегии понтификов.
— Не сомневаюсь, что ты сумеешь добиться желаемого, и заранее приношу тебе свои поздравления, — улыбнулся я.
В том, что Красс говорит правду, я не сомневался. Но не сомневался также и в том, что им с Цезарем предстоит обсудить вопросы куда более серьезные, чем грядущие перестановки в коллегии понтификов. Цезарь по уши погряз в долгах. У Красса были деньги. Между двумя этими обстоятельствами существовала несомненная связь, и для того, чтобы ее увидеть, не надо было обладать умом Аристотеля.
Размышляя о том, к каким последствиям может привести союз Цезаря и Красса, я вышел на улицу. Мне необходим был неисчерпаемый источник сплетен, слухов и домыслов, и я знал, где их искать.
7
На первый взгляд может показаться, что чужеземное посольство — не самое подходящее место для того, кто хочет разжиться сведениями, пусть даже и не слишком достоверными, о внутренних делах Рима. Но я знал, что не потрачу там время зря. Послы — непревзойденные мастера по части слухов и сплетен. К тому же они свободно обсуждают то, что римляне обходят молчанием. Они всегда в курсе событий и готовы оказать услугу римскому гражданину, если тот обладает хоть каким-то влиянием и связями.
В ту пору египетским послом в Риме был жирный старый развратник по имени Лизас. Он провел в Риме почти всю свою жизнь и знал здесь всех и каждого. Я уже упоминал о связи, существующей между Крассом и Птолемеем, обстоятельстве, которое делало болтовню египетского посла особенно ценной. К тому же я изрядно проголодался, а Лизас славился хлебосольством.
Египетское посольство представляло собой несколько зданий, расположенных за городскими стенами, на склоне холма Яникулум. Архитектура посольства служила ярким образчиком смешения египетского и греческого стилей, определившего облик Александрии. Пока мы шли к главным воротам, Гермес изумленно таращился по сторонам.
— Что, во время своих побегов ты сюда не забирался? — поинтересовался я.
— Нет, — покачал головой Гермес. — Я никогда еще не выходил за городские стены.