Бабаджи Махашая собрал весь махапрсад в один большой ком, предложил его ушедшей душе Бхакти Ма, и затем в великой радости отведал его вместе со своими помощниками из ашрама.
Уже было десять часов вечера, когда заметили один нетронутый обеденный лист с прасадом. Бабаджи Махашая сказал помощникам оставить его лежать на месте, поскольку его осенила мысль, что один гость ещё не пришёл, и этот порция предназначена ему.
Спустя некоторое время, когда Бабаджи Махашая выходил из своей спальни, он увидел красного пса, лежащего возле двери. Пёс увидел Бабаджи и сразу вскочил, бросая на него многозначительные взгляды. Бабаджи позвал Чайтанью Даса, своего помощника, ответственного за прасад, и попросил его немедля накормить нового гостя. Чайтанья Дас бросился выполнять поручение, В это время подошёл Навадвипа Дас и, взглянув на красного пса, воскликнул: «Да это же та самая собака! увиденная мною первой, и которую я попросил передать всем её сородичам весть о намечающемся угощение и отправить их на место пиршества». Итак, теперь все поняли, почему запоздал последний гость: он должен был бегать по городу и рассказывать всем собакам о фестивале, прежде чем самому участвовать в нём.
Однажды Барха Бабаджи ушёл со своей группой киртана в Кришнанагар и остановился в саду, принадлежащем Шри Кантха Бабу. После обеда в четыре часа они как обычно вышли танцевать и петь Имена Бога. Вскоре шествие подошло к городскому колледжу, в котором только что закончились уроки. Учителя и студенты выходили из помещений на улицу. Мелодия санкиртаны проникла им в уши. Они поворачивали головы в сторону киртана, и видели высокого, впечатляющего Бабаджи и его группу, поющих и танцующих в экстазе преданных. Из глаз высокого Бабаджи нескончаемым потоком текли слёзы. Волосы на его теле стояли дыбом, и он дрожал, подобно человеку, захваченному порывом эмоций, которые трудно удержать. Он пел, и приглашал других подпевать за ним песню:
Адхара Бабу, профессор колледжа, и Враджалала Бабу, учитель школы при колледже, нашли приглашение попеть слишком заманчивым, чтобы отказаться. Они присоединились к группе киртана. Студентов также увлекла какая-то неведомая сила, и они стали петь р танцевать вместе со всеми. Призыв был услышан владельцами магазинов, которые выбежали на улицу поучаствовать в пении и танцах, и проходившим мимо дровосеком с вязанкой хвороста на голове, и человеком с поклажей одежды, зарабатывающим себе на жизнь стиркой белья, — все они вовлеклись в созидание праздника санкиртаны, никогда невиданного прежде жителями Кришнанагара.
Бабаджи Махашая настолько потерялся в экстатическом восторге и эмоциях, что время от времени терял внешнее сознание, пока не упал бесчувственный на землю, но он всё же контролировал себя тем, что восклицал: «Нитай! Нитай!» Его крики, подобно громовым раскатам, разрывали небо. Остальные также прониклись его экстазом, и до того переполнились чувствами, что танцевали и пели, как опьянённые божественным напитком.
Шествие продолжало движение, увлекая за собой всё новых и новых горожан. Постепенно опустилась ночь, и Бабаджи Махашая остановил санкиртану и вернулся в сад.
Дни проходили подобным образом. Каждый день шествие санкиртаны отправлялось в город, и каждый день приливная волна духовного безумства, производимая санкиртаной, уносила тысячи людей в океан божественного блаженства, которое они никогда не испытывали прежде. Как-то раз шествие двигалось новым маршрутом, преданный Бхувана Мохана, сказал своим друзьям: «Теперь все в Кришнанагаре относятся к Барха Бабаджи как к настоящему Барха Бабаджи, великому Бабаджи или махапуруше. Он здесь сейчас поёт и танцует в санкиртане. Если он приведёт санкиртану в мой дом, я буду думать, что Бабаджи действительно махапуруша». Как только он произнёс эти слова, процессия неожиданно повернула на улицу, где стоял его дом. Бхувана Мохана выбежал вперёд и поклонился санкиртане. Бабаджи Махашая заключил его в объятия и вошёл в его дом, продолжая петь и танцевать. Во дворе дома на тумбе росла Туласи. Бабаджи Махашая и его группа стали обходить Туласи с песнями и танцами круг за кругом. Толпы других людей вошли во двор и присоединились к ним. Бхувана Мохана вынес баташа[183] на шала-патре[184] и дал их Бабаджи для Харилуты. Бабаджи взял шала-патру в свои руки и начал петь песню, обычно исполняемую во время Харилуты.